В редакции птиц
Шрифт:
Настроение было паршивейшие. Безблагодатная суета и сплошное томление духа – вот, что представляла собой моя жизнь. Бывает же так, что вроде бы делаешь, стареешься как лучше, а единственное что получаешь в итоге – желание забыть содеянное как стыдный поступок. Под стать была и погодка – небо серого, стремящегося к темноте цвета, провисало все ближе к земле, но не разливалось, создавая ненужное томление.
В редакции я застал дремлющего после тяжких трудов Коршунова, и чтобы разбудить его, сильно хлопнул дверью. Получилось очень эффектно – от удара с правой стены рухнули разом три подвесных ящика с журналами. Один из них к чертям разнес мой монитор и едва не проломил столешницу, второй упал на гигантский, давно, впрочем, не работавший, принтер, а третий просто чуть не
Когда Вова перестал тревожно держать себя за левую грудь и постанывать, мы принялись таскать ящики на помойку. Грянул штормовой ливень. Полностью промокшие и униженные обстоятельствами, мы вернулись в каморку, где нас застал звонок начальства – Журавлев спросил, все ли у нас нормально, и назначил мне на завтра планерку по развитию журнала. Я сказал, что все просто превосходно и жду с нетерпением, а повесив трубку, самым наглым образом закурил прямо в помещении и попросил Вову достать водку.
– Но мы же с тобой договорились, что только если я не отдам ни одного журнала…
– Мы их сейчас вместе с ящиками на помойку отнесли. Доставай.
Взгляд Коршунова выражал одновременно горькую обиду и осторожное восхищение моим коварством.
Пятая глава
За свою многоблудную и преисполненную абсурда жизнь я встречал немало странных, жутковатых и откровенно страшных типов. Я знавал держателя доходных квартир, уверенного, что для решения всех проблем России нужно расстрелять тогдашнего мэра Столицы и еще десять тысяч человек (у него был список) из его ближайшего окружения. Водил знакомство с кандидатом математических наук, который добавлял в чай капельку перекиси водорода, чтобы пробудить активный кислород и лечил ожоги собачей мочой. Он, кстати, часто обжигался, почему-то. Знавал я официанта, который отчаявшись найти невесту в Москве, пошел служить в армию обороны Израиля. Пару раз выпивал с милейшим маляром-штукатуром из Сербии, которого, как оказалось впоследствии, всерьез разыскивали за геноцид албанцев. В этот далеко не полный ряд как влитой становится Виталий Игоревич Журавлев – основатель и главный редактор журнала «Здоровая культура образа жизни».
Он был крепок, осанист, широкоплеч, седовлас и буйнопомешан. Всю жизнь, вплоть до ноября 1991 года, он проработал в институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Чем конкретно он там занимался, я не знаю, но по его собственному утверждению: «Каждую строчку! Каждую запятую в архивах сверял! Не дай бог! Ты что-о-о?! Это был непрофессионализм! Расхлябанность! В цитате?! Да за такое!» Виталий Игоревич очень ценил дисциплину, порядок и собранность, но сам этими качествами отнюдь не блистал. Он скорее лелеял мечту, что он командир, а все вокруг – собранные и по струнке ходят, но поскольку сам являл собой образец демагога и болтуна, его окружали такие же.
Вообще Журавлев был одним из тех, кого сильно подкосили 90-е. Когда его, в прямом смысле, выбросили из института (он утверждал, что пытался забаррикадироваться в своем кабинете и вынесла его из здания толпа «дерьмократов»), он начисто отринул материализм и ударился в высокие материи и столоверчение.
Виталий Игоревич развивал учение Николая Рериха и Елены Блаватской, но не был слепым последователем, он сам стал могучим и непризнанным философом.
Свободное от выпуска журнала (т.е. вообще всё) время он посвящал сочинению, как он сам утверждал, доктрин и концепций, которые могли бы облегчить государственным деятелям реформу сферы образования. Обширные плоды своих соображений он публиковал в рубрике «Слово философа» федерального (нечитаемого) выпуска нашего никому ненужного журнала. Выглядели тексты примерно так:
«Цель настоящей работы – вскрыть целостную, энергоматериально-духовнопрактическую природу мысли – абсолютный процесс рождения принципа и способа бытия триединого мира и всеобщего высшего самосознания, через раскрытие нравственных основ зарождения и роста жизненной силы духа, взятого мышлением не только логическим, но и энерго-смысловым, т.е. культурным, а значит космически целым и наполненным сияющей силой высокоорганизованного общества».
Или
«Помимо отраслевых и узкосформированных направлений своей деятельности, государственная власть, с помощью высшей культурной философии, как единственной логики политики, должна привести к оразумленности Россию в целом как различенное единство ее духа и социально-природного организма, погрузить ее в дух энергии народа, выявить лестницы ведущие к сияющим вершинам энергетического богатства вселенной и эволюционировать к национальному смыслу бытия – критерию реальной истинности индивидуальной и общественной жизни, совокупности всех общественных отношений, понимаемой как взаимодействие внешне реальных объектов, управляемых единым духовным разумом – творческой душой культуры»
Нихуя не поняли? Это нормально.
Компьютеров он не признавал, и все свои сочинения фиксировал для потомков перьевой ручкой. У него, кстати, был интересный тик, при письме он начинал цыкать языком и едва заметно подергивать головой влево. Выглядело это, как будто он писал и думал: «От сука! От сука! От сука!» Я немало поволновался, прежде чем понял, что это тик.
С подчиненными он использовал индивидуально-доверительную систему общения. В разговорах со мной он сетовал, что Коршунов – тупой и безвольный лентяй, а Орлова – старая ворчливая пьянь. Коршунову он по секрету рассказывал, что давно планирует избавиться от старой безграмотной проститутки Орловой и никчемного бездельника Романова. А Орловой, как близкому соратнику, доверял сокровенные мысли о том, что хорошо бы выгнать поганой метлой жирного сонного лодыря Коршунова и сильно пьющего Романова, который все равно нихрена не делает.
И в общем, нельзя сказать, что он кому-то из нас сильно врал. В любом случае, благодаря этим нехитрым манипуляциям, коллектив постоянно находился в состоянии слегка истеричного напряжения – каждый с надеждой ждал фиаско кого-нибудь из коллег.
Большую часть времени Журавлев выглядел как совершенно адекватный и рационально мыслящий человек (возможно потому, что я его редко видел), однако, в любой момент мог сказануть что-нибудь такое, что становилось страшно. Например, однажды, спустя пару недель после моего прихода в издание, Виталий Игоревич озаботился тем, что сайт журнала давно не обновлялся.
Оказалось, что попасть на ftp сайта невозможно, так как пароль не подходит. А не подходит он, потому что человеку, который обновлял сайт в последний раз, Виталий Игоревич ни копейки не заплатил. Согласитесь, поступок вполне рациональный. Мобилизованный сисадмин Бекасов поначалу делал осторожные намеки и пытался изображать сосредоточенную деятельность, но после того, как я попросил его не морочить коллегам голову, признался, что понятия не имеет как взламывать сайты.
Обманутый сотрудник требовал две тысячи рублей, Виталий Игоревич требовал от меня вытребовать у него пароль, но сам в переговоры не вступал, что тоже вполне рационально. Я никаких переговоров не вел, поскольку считаю, что за сделанную работу людям нужно платить, даже если они добровольно стали веб-дизайнерами.
После недели бесполезных звонков Виталий Игоревич, как собаке кость, бросил мне две тысячи рублей, чтобы я передал их алчному вымогателю. Я обменял их на пароль и очевидную рекомендацию не доверять Журавлеву.
– Иван, ты поставил новый пароль?! – Спросил меня Виталий Игоревич, заканчивая планерку. – Поставь другой! Пароль должен быть «Вимшвамиритма»!
– Как вы сказали?
– Вишматриватма! Записал?
– Вим-штрим… как?