В редакции птиц
Шрифт:
Индивидуальные заскоки девочки, которая мается от бессмысленности собственного труда, Ольга была склонна распространять на все население России:
– Сколько же в русских раболепства. У нас в Эстонии такого чинопочитания нет, хотя у нас была советская оккупация, а у вас – нет.
– Парадокс, ага. Но вообще, она заказчик. Имеет, я думаю, право фотку выбрать.
– Но ведь это вмешательство в редакционную политику!
– Во что вмешательство?
И вот
– А на каком основании вы его получаете?! – Преисполненная репортерского азарта, продемонстрировала Ольга свою журналистскую хватку.
– На том основании, что у меня шестеро несовершеннолетних детей. – Спокойно ответил Хачатурян, и хотел было уже продолжить оборванную мысль, но Ольга не унялась.
– Но вы же чиновник! Пособия для бедных, а вы ведь зарплату получаете.
– Пособия для многодетных семей выдаются не бедным, а многодетным семьям. У меня многодетная семья и я получаю пособие для многодетных семей.
– Но у вас ведь есть зарплата! Откажитесь от пособия в пользу малоимущих.
– Да, у меня есть зарплата. А малоимущие семьи получают пособие для малоимущих семей. – Отвечал Аркадий Арсакович, на глазах превращаясь в эталонный образец смирения. Коллеги-журналисты смотрели на Ольгу с неодобрением, а некоторые даже фыркали.
Уже вернувшись в редакцию, Ольга все продолжала наигранно удивляться:
– Ну, послушайте – он же чиновник, он же ворует! Куда ему еще и пособие? Чудно у вас в России, чудно…
Но было уже поздно – фрагмент этих препирательств показали по каким-то столичным новостям, и его собственными глазами наблюдала похмельная Орлова, тут же позвонившая начальству. И вот тут-то и выяснилось, что разрешения на работу у Ольги нет. Правда, бухгалтерша Журавлева никого официально не оформляла, чтобы налоги не платить, но это уже детали. Главный редактор (и муж бухгалтерши) Виталий Игоревич Журавлев, сделал вид, что возмущен выходкой Гагариной и выгнал ее. Тут же вернул счастливо оклемавшуюся Орлову и сказал, что все теперь будет по-новому, ибо у него появилась отличная мысль.
P.S. Примерно месяц спустя Ольга написала мне письмо, предложив сотрудничество. По ее задумке, я должен был стать выпредом корпоративного журнала какой-то канцелярской компании, а Ольгу нанять в качестве журналистского негра и платить ей гонорары из своей большой зарплаты. Я отказался и до сих пор не уверен, что правильно поступил.
Четвертая глава
Первой преградой на пути осуществления гениального плана Виталия Игоревича Журавлева стали три человека: я, Мишенька и Министр обороны.
Редакция нашего никому ненужного журнала располагалась на антресолях большого старинного здания в центре столицы. Из окна просторного, но изрядно захламленного кабинета была очень хорошо видна близкая стена соседнего здания, а из карниза рос молодой тальник. В самом кабинете было шесть столов с компьютерами, штук восемь шкафов и стеллажей, до предела забитых невостребованными журналами и, конечно же, маленький холодильник, который запрещено было открывать – такой рано или поздно появляется в любой редакции.
Отдельный угол занимали обильные остатки тиража книг и брошюр Виталия Игоревича. О, это было сильно впечатляющее чтиво на темы воспитания детей и развития мировой культуры. При полном отсутствии дефиниций, автор умудрялся дерзко противоречить формальной логике и временами поражал внимательного читателя полным отсутствием структуры повествования. Но к его трудам мы еще вернемся.
В другом углу кутался в пыль картотечный шкаф, на котором стоял бронзовый бюстик академика Чебышева (Виталий Игоревич упорно называл его Вернадским, а Орлова – Герценым) и треснувшая ваза с гербарием из стеблей гвоздики.
Еще была свалка компьютерных корпусов и деталей, которую Бекасов обещал разобрать, но только пополнял. И всюду журналы, журналы, журналы – выпуски лет за 5-7, пачками и в одиночку разбросанные, сбитые в стопки или упрятанные в тумбочки.
И вот все это нам предстояло перевезти, ибо министр обороны забирал все здание целиком в пользу какого-то военного училища. Так что мы (я, Вова и сисадмин Бекасов) готовились к переезду – складывали все поближе к двери, когда мне вдруг позвонил Журавлев и попросил зайти к Мишеньке, чтобы тот дал фото на обложку уже готового к печати номера.
Мишенька промышлял чем-то вроде арт-дилерства и, не понятно зачем, арендовал соседний кабинет. Вообще Михаил Иосифович был довольно колоритным персонажем. Лет за 10 до нашего знакомства он женился на весьма посредственной и малоизвестной, но трудолюбивой и непривередливой художнице, назовем ее София Любомировна Хрустальная, работы которой стал продавать всеми правдами и неправдами. Чтобы вы понимали, картины Хрустальной выглядели так, как если бы Глазунов решил подделать Шилова – салонный елей, обескураживающая прямолинейность подачи и всегда неуместный, почти трагический пафос. Вы замечали, что на портретах кистей Шилова у всех персонажей глаза одинаковые? У него, видимо, шаблон есть, вокруг которого он лица малюет. Но мы отвлеклись.
Хрустальная тоже часто писала портреты разных знаменитостей и общественных деятелей и Мишенька их дарил, втягивая супругу в светскую тусовку. Лестничный пролет, ведший на наш последний этаж, был сплошняком залеплен фотографиями Софии Любомировны, вручающей картину кому-нибудь. Там были все – от Долиной и Жириновского, до Михалкова и патриарха Алексия II. Но основную часть репертуара Хрустальной составляла жанровая живопись интерьерно-салонного посола. Например, сюжет про старого хасида, который слушает мальчика скрипача, я видел у нее не менее шести раз – видимо хорошо продавался.