В ритме «бугги»
Шрифт:
— Нашел знакомого! — усмехнулся Боб. — Приятное было знакомство, ничего не скажешь! — он повернулся и пошел в другую сторону.
Мэлс снова догнал его.
— Ну что тебе, трудно — два притопа, три прихлопа?.. Слушай, ты меня еще не знаешь — я ведь все равно не отстану!.. Боб, я тебе в страшных снах являться буду!..
В стерильно чистой квартирке Боб достал из медицинской энциклопедии несколько рентгеновских пластинок и включил проигрыватель.
— Есть три основных стиля — атомный, канадский и двойной гамбургский, — сказал он. — Начнем с тычинок и пестиков… Что такое танец как таковой? Ритмизованное движение тела. К примеру, классический или венский вальс — это трехтактное поступательное движение с одновременным вращением вокруг партнера. В чем отличие джаза от классического танца?..
— Слушай, давай без теории! — не выдержал Мэлс.
— Ну хорошо… — Боб взял одну пластинку, автоматически глянул на просвет. — Вот, Чарли Паркер. Перелом берцовой кости…
— У него? — не понял Мэлс.
— Нет, у больного, — ткнул Боб в снимок и опустил иглу на пластинку. — Это танцуют атомным. Становись вот так… Руку сюда… Ты партнер, я партнерша. Пошли с правой ноги… Что ты меня тискаешь! — ударил он Мэлса по руке. — Чувих лапать будешь!
— А как?
— Просто держи!
Мэлс старательно начал копировать его движения.
— Ну что ты, будто кол проглотил! — Боб встряхнул его. — Свободнее!.. Вот так!.. И поворот!..
Они закружились по комнате. Мэлс двигался все увереннее, постепенно заводясь и начиная получать удовольствие от танца. Провернув вокруг себя «партнершу», он с такой силой дернул Боба за руку, что тот отлетел на диван.
— Ты что, спортсмен? — спросил Боб, потирая поясницу.
— Первый взрослый разряд… — не без гордости сообщил Мэлс.
— Мэл, это не соревнования — быстрее, выше, сильнее! Это просто танец! Тут главное драйв. Ну, энергия! — пояснил он. — Давай лучше канадским попробуем… — Боб поменял пластинку.
Увлеченные танцем, они не сразу заметили, что через приоткрытую дверь комнаты с ужасом смотрит на происходящее отец Боба.
— Боря… можно тебя на минутку… — сказал он и исчез.
— Слушай… — тотчас потускнел Боб. — Давай как-нибудь потом продолжим…
— Дай пару пластинок, — попросил Мэлс. — Я дома потренируюсь.
— Только не заныкай… — Боб торопливо сунул ему пластинки.
Родители Боба, такие же пухлые очкарики, проводили Мэлса до двери настороженным взглядом.
— Боря, чем ты занимаешься в этом доме в наше отсутствие? — трагически спросил отец, когда дверь захлопнулась.
— Папа, мы просто танцуем!
— Боже мой, он просто танцует! Посмотрите на него — он просто танцует! — всплеснул руками отец. — Когда в этой стране нельзя громко чихнуть, чтобы не попасть под Уголовный кодекс! В конце концов, никто не отменял статью «Преклонение перед Западом» — от трех до восьми с конфискацией. Посмотри в зеркало, Боря — под эту статью подпадают даже твои ботинки!.. Кто этот человек?
— Мой знакомый!
— Боря, почему ты такой доверчивый? У него приятная наружность работника НКВД!
— Папа, нельзя подозревать каждого встречного!
— Боря! Ты знаешь, что это такое и почему оно тут стоит? — указал отец на маленький саквояж у входной двери.
Боб тоскливо закатил глаза.
— Да, да, это то самое, что необходимо человеку в камере предварительного заключения! Дядя Адольф сидел хотя бы за то, что у него политически неправильное имя. Тетя Марта — за то, что не там повесила портрет Сталина. Боря, в этой стране и так всегда во всем виноваты врачи и евреи — зачем ты сознательно ищешь неприятностей?
— Папа! — заорал Боб. — Ну невозможно так жить — за запертой дверью, с этим проклятым чемоданом! Ты как врач должен понимать, что бесконечное угнетение психики приводит к распаду личности!..
— Боря, — всхлипнула мать. — Если тебе совсем не жалко себя — пожалей хотя бы нас с папой…
Мэлс стоял дома перед зеркалом в новом стильном наряде — длинном бирюзовом пиджаке, ядовито-желтой рубашке, коричневых «дудочках» и ботинках на «манной каше». Он пытался взбить короткие волосы в какое-то подобие кока.
— Зря ты это… Ой, зря!.. — покачал головой отец. Он курил, сидя на табурете, наблюдая за сборами.
Вошел Ким со скрипичным футляром — и потерял дар речи, увидев брата. Обошел его, оглядел со всех сторон.
— Мэлс… Ты что, спятил?
— А что такого случилось, Ким? — улыбнулся Мэлс. — Просто костюм другой надел.
— Ты же не собираешься в этом на улицу выйти?
— Конечно! Зря, что ли, вагоны по ночам разгружал?
— Пап, а ты что сидишь? — отчаянно сказал Ким. — Ты что, не понимаешь? Скажи ему!
— А чего? Смешно. Мне нравится, — сказал отец. — Мы вон в деревне тоже — вырядимся, рожи раскрасим — и айда девок пугать!
Мэлс новой вихляющей походкой прошел через кухню.
— Здравствуйте, — поздоровался он с соседками.
Те подняли головы от кастрюль — и замерли. У одной выпала из ослабевшей руки солонка и булькнула в кипящий борщ. Они молча проводили его глазами по коридору.