В роли себя самой
Шрифт:
Без него не обошлось в том, что моя судьба сложилась так, как сложилась. А когда она начала складываться, то ожиданно-неожиданная артистическая карьера внучки явилась для него таким очень личным моментом. Что-то как будто вернулось для него, воплотившись во мне. Все то, что он хотел и мог бы, наверное, и должен был бы сделать. В условиях такой "подмены" он не мог вторично позволить судьбе не состояться. А что значит "не мог"? Это значит, что он требовал, он не давал передышки, он гнал меня все время на новую высоту. Он все это делал в моих интересах, безусловно. Но мне от этого было не легче, потому что требовательность была
Но чтобы он заставлял, я должна была сначала очутиться на съемочной площадке, перед камерой. И вот как это случилось.
Для своего фильма "Звонят, откройте дверь!" Александр Митта просмотрел одиннадцать тысяч девочек. И - ничего, все зря. Ни ему, ни сценаристу Александру Володину ни одна не подходила...
Дед был на картине вторым режиссером, в обязанности которого, как известно, входит поставлять "материал". Когда одиннадцать тысяч претенденток было отвергнуто, он уже отказывался от всего: пропади, мол, оно пропадом, это кино!
И еще у нас был близкий приятель нашей семьи, Вячеслав Семенов, заместитель директора "Мосфильма". Замечательный человек, кто о нем ни заговорит - все сходятся в едином мнении. И вот именно он тогда вмешался, заявив:
– Ну что вы мучаетесь! Я сколько говорю: взяли бы Ленку, твою внучку! Такая девчонка, поет, танцует, выдумывает! Артистка прирожденная!
А мой дед, как неудавшийся артист, желал своему чаду чего угодно, только не такой же судьбы. И открещивался:
– Я категорически против. Ребенка мучить! Как будто я не вижу, что тут с детьми делают!
Во многом он был прав: быть артистом - это для ребенка не сахар. Дед заранее боялся и удачи моей, и неудачи, в каком бы возрасте она ни подкралась. Он на личном опыте знал, какой мукой это оборачивается, и рисковать не хотел. Мало ли на свете хороших интересных профессий и занятий, которым внучка может посвятить себя.
Но кончилось тем, что меня притащили на пробы - притащил Вячеслав Семенович. Митта посмотрел и сказал:
– Да, ничего, девочка хорошая, способная. Где-нибудь мы ее в эпизодике обязательно снимем, если Виктор Тимофеевич не против.
А на главную роль он меня ну совсем никак не прочил. По внешним данным, как было задумано, я совершенно не подходила. Была очень маленького роста, худая, белобрысая, такие хвостики с бантиками на голове. А девочка-героиня виделась ему высокой, кареглазой, и чтоб коса до колен Татьяна Ларина: "вся жизнь моя была залогом свиданья верного с тобой!" Ведь картина была задумана о первой любви, о пробуждении высокого женского чувства. Ну куда уж тут такой постреленок!
Но мысль режиссерская работала дальше: поскольку девчонка такая хваткая, хорошо работает, может быть другая польза. А я действительно была без комплексов: мне дают задание - я делаю. И вот Митта говорит своему второму режиссеру, моему дедушке:
– Ты повози ее сюда помочь нам, пока мы других девочек пробуем. Чем нам каждый раз пару сводить, одну учить, вторую учить, мы твою Ленку натаскаем и она будет нам помогать.
Я - что, я с удовольствием. И дед согласился, так уж и быть. И какое-то время я помогала просматривать девочек на пробах, играла в заданиях вторую подругу.
Играла я играла, партнерши мои менялись, режиссер
– Мы с Володиным сидим, время - часов двенадцать ночи. Полная безнадежность. Я думаю: может быть, правда Ленку попробовать? Говорю ему: "Смотри, какая девка... Я все думаю: какую бы роль ей придумать в этом фильме, чтобы ее поснимать? Талантливый ведь человек, поснимать мне ее очень хочется, а роли для нее в этой картине нет. Ты ей напиши чего-нибудь. Или уж правда ее взять на главную?"
А Володин:
– Ну ты что? Ну как ее взять? Как может такое дитя сыграть любовь? Какую любовь? Ты посмотри: ей же пять лет...
Мне было одиннадцать, но ясно, что в такой ситуации счет ведется не по пальцам, не по количеству единиц.
Митта:
– Давай я ей дам задание, а ты посмотришь, что она может сыграть.
И позвал меня. Время, как я уже сказала, около полуночи, но я все еще там крутилась - а как же: помогаю! Зовут - бегу. С Володиным я не была тогда знакома. А Александр мне сказал:
– Ты дедушку своего очень любишь?
– Да, очень.
– Тогда представь себе, что он заболел. Серьезно заболел, у него плохо с сердцем. Время позднее, ночь. Дома никого нет, лекарства тоже нет. Только ты знаешь, что за три дома отсюда, у твоей школьной подружки, отец - врач, хирург. Он пришел после операции, которую делал несколько часов, очень уставший... Пришел, перекусил, чуть-чуть ему надо отдохнуть, и опять с утра на операцию. А ты знаешь все это, как он устал, но тебе надо прийти и уговорить его не отдыхать, а идти помочь твоему дедушке. Понимаешь?
– Да, понимаю.
– Тогда врача, подружкиного папу, будет играть Володин. Как ты его будешь уговаривать, я не знаю. Давай.
– Можно я выйду на три минуты за дверь?
– Пожалуйста.
– Я постучу, когда смогу играть.
Александр только хмыкнул:
– Так, началось... Актерские штучки...
А я до сих пор помню, как выглядел коридор, какое было освещение. Как прошла какая-то женщина в шаркающих тапочках. А я стояла за этой дверью и вспомнила того своего деда, маминого папу, который уже был не очень хорош. И подумала, что вот если действительно он, кого я так люблю, заболеет и умрет, с кем я останусь? И представила, что он умирает... Я помню, как это все крутилось в моей голове.
А потом... Я влетела в их комнату, я спихнула с кресла Володина, я так рыдала, что не могла произнести ни слова. Они не в силах были меня успокоить. И кончилось тем, что... я приволокла их домой, к себе, в Текстильщики. Иначе они ничего не могли со мной сделать.
И когда все это произошло, Митта сказал, что больше вопрос для них не стоял. Сценарист был убежден окончательно. Мой рост, волосы, их цвет перестали иметь какое бы то ни было значение. Начались съемки. Началась взрослая жизнь. Иначе быть не могло, потому что профессия актера не имеет детского адаптированного варианта, как его имеет, например, отрывок из "взрослой" книги, изданный в сборнике для детского чтения, или текст для перевода в учебнике иностранного языка. Дело даже не в предъявляемых требованиях, вернее не только в них. Дело в отношениях людей и энергии их совместного душевного труда, с помощью которой этаж за этажом поднимается здание-фильм или спектакль. Свою часть стены нельзя строить из некондиционного материала или отставая по темпам работы.