В семнадцать мальчишеских лет
Шрифт:
У Шурки дело двигалось туго, зато брат ее преуспевал. За несколько вечеров он одолел буквы, научился складывать в слоги и раскладывать слова. Целыми днями он мысленно был занят этим, ему всюду мерещились буквы: в столбе с перекладиной «Т», вилы казались буквой «Ш», Демьяновна походила на «Ф», стропила на «А».
— Кы-о-сы-о-ты-у-ры… Плывем к берегу, хватит, — он торопил Ванюшку.
Дома Рыжий разносил Шурку:
— Носом-то огород рыла? Вымойся да причешись, и чтоб я тебя
— Знаю, — Шурка виновато моргала.
— Вон уж Иван идет. Где тетрадка? Опять не приготовила? Я тебе оборву космы-то, дождешься.
Перелом
Мама, в грядущих событиях все может случиться. Мы встали на боевой путь революции, мы солдаты! Если что случится, наши товарищи будут тебе сыновьями.
Стычки с эсерами продолжались всю осень. Эсеры, чувствуя, что народ от них уходит, решили угрожать силой, создали дружину и штаб. Большевики организовали Красную гвардию, из Петрограда привезли оружие.
В уезде было беспокойно. Виталий Ковшов в деревнях создавал отряды. Его сопровождал Аркадий Араловец — преданный друг. Сам из деревни, он знал настроение и нужды мужиков и мог убедить их защищать революцию. Целыми днями мотались в седлах по волостям — и праздник, если случалось завернуть к родителям Аркадия, в уют большой интеллигентной семьи. И сколько тогда в доме бывало оживления, милого переполоху. Сколько набивалось людей, какие велись разговоры! Дмитрий Маркович и Валентина Ивановна не только учили тут ребятишек — содержали библиотеку, устраивали спектакли. У сестер Кати и Нины тут подруги, у брата Викторина — друзья…
И вот, подернутое куржаком, повисло над гробом черное полотнище. По нему белым: «Славная память безвременно павшему борцу за социализм». Толпа запрудила площадь и медленно перетекает на Большую Славянскую. Пар от дыхания и торжественно-печальное: «Ты пожил недолго, но честно…» Виталий поддерживает под руку Валентину Ивановну, с другой стороны — Викторин, тут же Катя и Нина…
Одиннадцатого января в штабе Красной гвардии эсер Алексеев из пистолета убил Аркадия и ранил Аникеева. Эсеры вели себя все более нагло. Решено было разоружить их. Повели подготовку.
Ванюшка часто бывал в штабе и считался там своим человеком. В день, когда усилилось дежурство, он понял — должно произойти нечто серьезное. Вечером к отцу пришел Степан Желнин, прозванный за могучее сложение Ермаком. Из обрывков разговора Ванюшка понял, что необычайное должно произойти ночью.
Проводив Желнина, Иван Федорович долго ходил взад-вперед по комнате и что-то обдумывал. Потом затянул ремень поверх старого полушубка, сунул в карман револьвер, нахлобучил шапку и вышел.
Ванюшка свистом вызвал Шляхтина. Тот предложил посмотреть обстановку на месте.
И друзья побежали вниз по ночной улице. Под ногами хрустел пористый, схваченный легким морозцем снег. В доме горного начальника, где размещался эсеровский штаб, окна второго этажа ярко светились. Друзья пробежали мимо колокольни к техническому училищу, своему штабу — в окнах света не было. Ванюшка дернул дверь. Дежурил Сухоев, рабочий из машстроя.
— Чего тебе не спится? — спросил он.
— Отец велел прийти, ну мы с Витькой…
— Эва, хватился! Да они уж в Кислом логу давно.
Ванюшка скосил глаз, — в пирамиде осталось несколько винтовок, сказал:
— А в доме горного свет.
— Заседают, — отозвался Сухоев. — Значит, не знают умыслу, а то бы шум подняли.
Ванюшка насторожился:
— Слышите?
— Что?
— Звонит кто-то.
— Ага, — кивнул Рыжий.
— Телефон, — и Сухоев пошел на второй этаж.
Как только он скрылся, Ванюшка выставил в тамбур две винтовки.
— Не дождался, видно, повесил трубку, — дежурный вернулся.
— Счастливо оставаться, — Ванюшка заторопился.
Прихватили винтовки — и бегом через дорогу. Вдоль пруда, по Береговой Демидовке пробирались к Кислому логу. Взлаивали собаки из подворотен. Город спал.
В Кислом логу огоньки самокруток. Ванюшка с Рыжим подкрались незаметно, но нарвались на Ковшова.
— Ипатов? — удивился он.
— Я, — отозвался невдалеке Иван Федорович.
Из темноты показался отец.
— Я и не знал, товарищ Ипатов, что вы тут оба, — сказал Ковшов.
— Я и сам не знал. Как ты попал сюда? — удивился Иван Федорович.
— Как и все.
— А винтовку где взял?
— В штабе.
— Сухоев дал?
— Нет… мы…
— Украл? Товарищ Ковшов, что с ним делать?
— Мне красногвардейский билет надо, — Ванюшка перешел в наступление.
— Я тебе дам билет, — рассердился Иван Федорович.
— Говорили, — Ванюшка обернулся к Ковшову, — что рабочая молодежь не должна плестись в обозе революции. Говорили?
— Поймал ты меня, — усмехнулся Ковшов.
— Значит, только агитировать можно, а билет нельзя?
— Отец против, а ведь он член штаба. Или в виде исключения примем его в Красную гвардию, а, Иван Федорович?
Тот махнул рукой:
— Все равно не удержишь.