В семнадцать мальчишеских лет
Шрифт:
Оделся, плеснул в лицо из ковша, вышел. «Голова его была охвачена желанием узнать подробности», — думал по дороге на станцию.
Возле вагонов увидел вооруженных чехов. У аппарата стоял часовой.
— Почему он здесь? — Сергей спросил старшего телеграфиста.
— Начальник эшелона поставил.
— Пошлите за начальником.
Старший телеграфист подал телеграмму, в ней подтверждалось содержание записки. «На город, утонувший в горах, надвигается черная туча», — подумал и распорядился:
—
Вошел начальник чешского эшелона.
— Зачем вы поставили часового? — спросил Синяков.
— Для порядка.
— Уберите его.
— Но прежде я должен по прямому проводу связаться через Челябинск с нашим штабом.
— Линия занята срочной работой. А то, что хотели передать, изложите в телеграмме.
— Вы хотите быть моим цензором?
— Как угодно.
Начальник эшелона ушел. Синяков связался с отделением эксплуатации и попросил не пропускать поезда из Челябинска — задерживать их в Миассе. Затем послал дежурного в станционный штаб Красной гвардии.
К восьми утра красногвардейцы обговорили захват чешского эшелона на случай, если белочехи откажутся сдать оружие. В девять часов комиссар тяги Георгий Щипицын под видом маневров вывел эшелон за семафор к выемке, где залег красногвардейский отряд. К эшелону направили парламентеров. Их встретили огнем. Пулеметчик Виктор Гордеев дал ответную очередь. Чехи развернулись в цепь.
Витька Шляхтин бежал из кузницы в прокатку и увидел пацана, кубарем скатившегося с Косотура. Оказавшись в заводе, пацан стал озираться.
— Тебе чего? — Рыжий примеривался, не дать ли пришельцу взбучку.
— Егора Са…Са… — задышливо пытался тот что-то сказать.
— Сажина, что ли?
Пацан кивнул головой и обернулся:
— Там стреляют…
Когда разыскали Сажина, парнишка пришел в себя и рассказал, что за горой идет бой и что белочехи теснят станционный отряд красногвардейцев, и что его, Петьку Зайцева, послал Алексей Карьков, а также, что пулеметчик Гордеев убит, а заменить его некем. У белочехов два пулемета и тьма народу.
Егор Филиппович отпустил мальца и наказал Витьке:
— Беги в оружейку, в машстрой и всем по пути говори: пусть в штаб бегут.
Рыжий круто повернулся и исчез.
Сажин поспешил в паросиловой. Там, в конторке, под часами фирмы Буре сидел старик Михайло Пашков. По этим часам он давал гудок к началу работы и в конце смены, может, лет семьдесят.
— А ну-ка, батя, попикай, — сказал Егор. — Народ поднять надо.
— Ишь ты, попикай — не баловство, матушки вы мои, — Михайло прикинулся глухим.
— Тревогу надо поднять.
— Ась? — старик повернулся ухом, — чегой-то?
— Наши с белыми за горой схватились.
— Ах ты, матушки вы мои, — и повис на рычаге.
В штабе городского отряда Ванюшка протиснулся вперед.
— Куда лезешь?
— Винтовку давай.
— Билет?
— Вот, — и Ванюшка раскрыл билет, где черным по белому было написано, что он, Ипатов Иван Иванович, является членом отряда Красной гвардии. И печать, и подпись — все как надо.
— Получай, следующий!
— Мне давай, — место Ванюшки заступил Витька Шляхтин.
— Билет.
— Дома забыл.
— Отходи, следующий…
Выбегали из штаба, строились. Виталий Ковшов был на коне. Гнедко приплясывал под ним — чуял опытную руку. Видно было, что Ковшов более деревенский житель, чем городской. На Большой Славянской он объехал отряд, поручил вести его Ванагу, а сам ускакал вперед.
Шли смежными улицами к Сатаевке, где Ай под прямым углом поворачивал влево.
Сатаевка — отрог Косотура — гора почти отвесная той стороной, которая обращена к заводу. С вершины ее было страшновато смотреть вниз, где, как в глубоком ущелье, бежала река и к каменистому подножью лепились домики однорядной улицы. Говорят, когда-то с вершины сорвалась лошадь, а к подножию долетел ее скелет.
Чехи закрепились на вершине. Подняться на гору нечего было и думать.
— В обход! — сдерживая Гнедка, скомандовал Ковшов.
Направились под прикрытием домов вдоль улицы.
— Кузницы обходи!
Красногвардейцы взбирались на гору с пологого места, отстреливались, на ходу перезаряжали винтовки. Ванаг вел свою часть отряда огородами, Жуковский — от кузниц, справа.
— Что с тобой, Павлов?
— Отвоевался.
— Беги в больницу.
Ванюшка опередил отряд, засел за каменную плиту и просунул винтовку в расщелину. Витька сидел за каменным выступом — ему так и не дали винтовку.
После одного из выстрелов Ванюшка увидел, как белочех споткнулся и рухнул наземь, а винтовка его отлетела в сторону. Мимо пробежал другой, волоча пулемет, — решил, очевидно, утвердиться на гребне. Витька задышал в самое ухо: дай стрельнуть.
— Погоди, видишь, пулемет разворачивает.
Мушка плясала. Но кто-то выстрелил раньше — пулеметчик откинулся, перевернулся через камень и полетел по крутому склону вниз. Цепляясь за острые ребра скалы, к пулемету пробирался Рыжий. Мелькнула несколько раз рыжая голова, потом Ванюшка потерял его из виду.
Чехи отчаянно отбивались, а наши старались оттеснить их под гору. Витька опять задышал в ухо — принес полный карман патронов, выбрав их из пулеметной ленты. Ванюшка подумал: пусть стрельнет. Но того уже рядом не было.