В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах
Шрифт:
Мы провели в Ак-су три дня, набирая небольшой временный караван для возвращения в Кашгар — мой главный опорный пункт в сердце Азии. Таким образом, я имел время бегло познакомиться с городом, носящим такое оригинальное название («Ак-су» — «белая вода»), вследствие изобилия чистой, прозрачной воды, текущей с ослепительных снежных полей и ледников.
Пришлое население Ак-су состоит из большого числа китайцев, сотни «андижанцев», т. е. купцов из русского Туркестана, и 3 афганцев, проживающих здесь 20 лет. Аксакал русских туркестанцев Магомет-Эмин, родом из Ташкента, живет в Ак-су уже 12 лет. Русские туркестанцы ведут торговлю шерстью, хлопком и кожами.
Достопримечательностей в городе, кажется, никаких нет. Главная мечеть, носящая обычное название — Мечеть-Джами, т.е. Мечеть пятницы, не представляет ничего особенно замечательного по архитектуре, но расположена довольно живописно на открытой площади, к которой ведет с главной базарной улицы небольшой переулок. Площадь эта самый центр городской жизни. В базарные дни здесь бывает настоящая давка; вся площадь покрывается палатками и лотками. Особенно бойко торгуют в жаркое время льдом, нагроможденным большими прозрачными плитами. Я тоже был одним из усердных покупателей этого товара.
В первые дни Байрама здесь, как и во всем магометанском мире, принято сзывать гостей и задавать пиры. Я в компании с аксакалом побывал на нескольких. Угощение состоит из аша (пилава) и шурпы (суп с зеленью и макаронами), подаваемых в неимоверных количествах.
Больше всего мне понравилась пирушка у самого аксакала, на которой я был единственным гостем. Мы отправились с ним в его сад, Соха-баши, расположенный в трех километрах от базара и изобилующий виноградом, абрикосами, дынями, сливами, вишнями и проч. Расположились мы под тенью тутовых дерев, на берегу арыка с чудесной водой. Слуги закололи барана, и сам аксакал по всем правилам искусства приготовил рисовый пилав с бараниной. Лучшие куски грудинки и почки были поджарены в масле в котле, куда затем всыпали промытого, белого, как сахар, риса, сдобренного луком. Хорошо приготовленный пилав — превосходное блюдо.
Аксакал является как бы агентом консульства, и во всех городах Восточного Туркестана, где проживают русские купцы, есть свой аксакал, подчиненный русскому консулу в Кашгаре. Друг мой, аксакал Магомет-Эмин, один из симпатичнейших магометан, которых я когда-либо встречал; этот седобородый старик 60 лет, всегда веселый и приветливый, превосходно знал страну, и рассказы его отлично помогли мне ориентироваться.
Еще до моего прибытия в город он распорядился, чтобы по всем трактам, ведущим в Ак-су с юга, были наведены справки о таинственно исчезнувшем верблюде; все розыски ни привели, однако, ни к чему. Затем он собирался оказать мне еще большую услугу — проводить меня до Кашгара по хорошо знакомому ему пути. В сущности, он не мог отлучаться со своего поста без разрешения консула, но я, зная любезность консула Петровского, брал ответственность на себя.
До Кашгара было 450 верст, но спешить нам некуда было, и мы решили сделать этот путь «с прохладцей». 7 июня все было готово к выступлению. Магомет-Эмин достал нам новые сартские ягданы и весь нужный провиант: чай, сахар, рис, зелень, мед и проч. Баранину мы могли доставать по пути по мере надобности.
Ислам-бай и Касим — оба получили денежную награду за свою службу и, кроме того, были заново экипированы с головы до ног. Лишась всего запаса одежды, я и сам должен был облечься в одеяние смешанного китайско-сартского стиля и, таким образом, один раз за все путешествие поступиться престижем европейца, поддерживаемым европейским платьем. К трем имевшимся у нас верховым лошадям мы наняли еще четырех.
По пути мы наслаждались после перенесенного нами зноя пустыни свежим горным воздухом, который в эту пору дождей был особенно прохладен — отчасти от изобилия атмосферных осадков, отчасти от западных и восточных ветров, проносившихся по узкой долине. 21 июня наконец прибыли в желанный Кашгар.
Три недели, проведенные здесь, прошли в усиленных хлопотах. Старый друг мой, консул Петровский, произведенный теперь в генеральные консулы, а вскоре, за свои неоценимые услуги моей экспедиции, награжденный от короля Оскара командорским крестом шведского ордена, очень обрадовался моему благополучному возвращению и сделал все от него зависящее, чтобы облегчить мне работы по снаряжению новой экспедиции.
Узнав от хотанского аксакала о нашем злополучном странствовании по пустыне, консул Петровский тотчас отправился к дао-таю и заявил, что если тот не примет немедленно мер к разысканию следов пропавшего верблюда, то будет иметь дело с Цзунг-ли-яменом Пекине. Дао-тай сделал все, что мог, и можно представить наше изумление, когда он, пригласив нас на обед, поднес нам шведский офицерский револьвер, находившийся во вьюке Нэра! Оказалось, что оружие было подарено неизвестным всадником одному жителю селения Тавек-кель.
Розыски продолжались с усиленной энергией, но китайским чиновникам так и не удалось напасть на след вора, да я и не особенно заботился об этом, поглощенный снаряжением новой экспедиции.
На другой день по моем прибытии в Кашгар был отправлен курьер в Ош, с письмами и телеграммами от меня. Между ними была телеграмма в Берлин моему учителю и другу, барону Рихтгофену, содержавшая просьбу о высылке мне новых приборов — анероидов, гипсотермометров и т. п. Другой телеграммой в Ташкент я просил о высылке мне одежды, провианта и табаку. Патроны и порох мы добыли у казаков, состоявших при консульстве. Раньше трех месяцев нельзя было ожидать прибытия затребованных из Европы предметов, между тем сидеть в Кашгаре столько времени без дела мне вовсе не улыбалось, тем более что летний зной заставлял меня томиться по летней прохладе гор.
Через две недели предварительное снаряжение экспедиции было закончено. Я никогда не забуду любезности и содействия, оказанных мне в этом деле консулом Петровским, г. Мэкэртнеем и шведским миссионером Гёгбергом, соперничавшими между собой в готовности помочь мне.
Первые двое одолжили мне анероиды и гипсотермометр, а последний снабдил меня многими весьма полезными предметами. Кашгарский портной изготовил для нас из китайских материй одежду и палатку. Седла, продовольствие мы купили на базаре, и в конце концов, выступая 10 июня из Кашгара, я едва верил себе, что всего два месяца тому назад потерпел такое крушение, которое считал окончательным.
Я выбрал целью этой небольшой экспедиции именно Памир, намереваясь продолжать наблюдения, начатые прошлым летом, и провести жаркое время года в горах-великанах, стерегущих «крышу мира».
КНИГА ВТОРАЯ
I. Через перевал Улуг-арт
10 июля я с Ислам-баем, двумя другими слугами и шестью лошадьми выступил из Кашгара. Верный спутник мой в пустыне Касим остался сторожем в консульстве. Из лошадей одна — небольшой пегий жеребчик — была куплена еще у хотанских купцов, в то время как я проживал в беседке, в лесу, на Хотан-дарье. Это была славная лошадка, веселая, ласковая, ручная, точно собачка. Для себя лично я купил превосходную рослую верховую лошадь, которой и предстояло носить меня больше года по азиатским пустыням. Все пять новых лошадей стоили только 124 рубля. Лошади в Кашгаре дешевы.