В сердце моем
Шрифт:
Хозяйка сказала, что завтрак готовить себе я смогу на газовой плитке. Затем она показала мне комнату. Она была больше, чем я ожидал, и в ней стоял стол. Единственное окно выходило на проезд, по обе стороны которого шел высокий забор. Железная кровать не шаталась, когда на нее садились, и одеяло еще не утратило ворсистости. Под столом и кроватью линолеум выглядел совсем новым, с ярким рисунком, но на остальной части пола он истерся до того, что стал ровно-коричневым.
Был в комнате и камин, но известковый раствор между потрескавшимися кирпичами уже давно выкрошился, и теперь трещины были забиты золой.
В комнате висела одна-единственная картина. На ней был изображен ангел с распростертыми крыльями, в белом одеянии; он держал за ручку златокудрую девочку и по узкому мостику вел ее в темный и мрачный лес. Надпись на картине гласила: "Ее ангел-хранитель".
Когда я разглядывал картину, женщина, до того молча стоявшая за моей спиной, тихо сказала!
– Это не я повесила, - картина уже висела, когда я здесь поселилась.
– Мне она не мешает, - сказал я.
– Не беспокойтесь, пожалуйста.
Я снял комнату и в тот же вечере переехал, простившись с кухаркой.
– Желаю тебе удачи, - сказала она.
– Я ничего против тебя не имею. Сам живи и другим жить не мешай - вот мое правило.
ГЛАВА 6
В пансионе, каким бы бедным и унылым он ни был, вы всегда ощущаете присутствие жизни в других комнатах. Жильцы ходят, свистят, поют, разговаривают, открывают ящики; из коридора доносятся их шаги. Эти звуки сближают, создают чувство единства и общности интересов, они раздвигают стены, позволяют позаимствовать у других нужные тебе силы.
Между тем комната, снятая в отдельной квартире, находится в некоем вакууме, она изолирована от жизни. В ней царит грусть. Как только вы переступите ее порог, одиночество впивается в вас цепкими пальцами. Вам сопутствуют лишь шорохи вашей одинокой жизни, они звучат, как лишенное смысла эхо. Оставаясь в своей комнате наедине с собой, я начинал испытывать беспокойство. А ведь прежде в мечтах именно такая комната рисовалась мне уединенной кельей, где я смогу читать и учиться, закладывать фундамент, необходимый для того, чтобы я мог возводить на нем здания из слов.
К тому времени я написал несколько небольших рассказов, но в них просто описывались случаи из жизни и даже не делалась попытка что-то обобщить или объяснить. Все они были отклонены редакциями, хотя, как я понял впоследствии, совсем по другим причинам.
Как-то я посетил редактора - одного из немногих приславших мне письмо со словами ободрения, - и он показал мне сделанный тушью рисунок, изображавший женщину в вечернем туалете, которая стояла в небрежной позе у колонны в большом зале и разговаривала с красивым молодым человеком, тоже в вечернем костюме.
– В руке она держала бокал с коктейлем и улыбалась своему кавалеру.
– Не могли ли бы вы написать для меня рассказ, который можно было бы иллюстрировать этим рисунком?
– спросил меня редактор.
– Я заплатил за рисунок, но так и не смог его использовать. Предположим, что она влюблена в него.
Он сделал жест, как бы говоря, что это само собой разумеется.
– Он тоже любит ее, но считает, что какой-то случай из прошлого делает его недостойным ее
Но выполнить его заказ я не мог. Я хотел рисовать жизнь такой, какова она на самом деле, и представить читателю самому делать выводы. Я долго размышлял, почему мои рассказы отклоняют, и это побудило меня обратиться к другим книгам - я с головой ушел в чтение и на какое-то время совершенно перестал замечать окружающих меня людей. Я переселился в мир книг, авторы которых посвятили себя изучению жизни, и щедро делились с читателями благородными мыслями, возникавшими у них в процессе этих исканий.
Я был потрясен созданными ими картинами и на время забыл о картинах, ждавших, чтобы мое перо показало их людям. Я понял, что пером этим должна водить сильная рука, - чтобы окрепнуть как следует, ей предстояло пожать еще тысячи других сильных рук.
Чтение не могло научить меня писать. Я прочел "Моби Дик" и несколько дней только и думал о широте замысла и силе этой книги. Я проходил мимо женщин с усталыми глазами, которые катили коляски с румяными ребятишками, выглядывавшими из-за груды овощей; мимо скупщиков старых бутылок, громким криком оповещавших о своем появлении, мимо мужчин, о чем-то споривших у дверей гостиницы, мимо детишек, которые, сидя на корточках, гладили щенка, мимо влюбленных, - но все это время я был далеко в море.
Книги помогают лучше понять уроки, которые дает жизнь, объясняют все, что человек видит и чувствует, придают смысл пережитому, но не они зажигают в нашей душе творческий огонь. Это делает жизнь - все то, что видишь, слышишь, переживаешь, впитываешь в себя.
Почти все вечера я проводил вне дома: ходил в кафе с Артуром и на танцы с Полем. Поль обручился с Джин; оценив его, как постоянного спутника, она решила, что у него есть все данные стать верным мужем, и они условились пожениться, как только позволят обстоятельства. Я иногда ходил с ними в кино, но уличная жизнь представлялась мне куда более волнующей, и я подолгу бродил по городу, внося в блокнот все новые записи.
Днем я работал в Похоронном бюро "Корона", где принимались также заказы и на столярные работы. Уже некоторое время я занимал там должность старшего клерка. Платили мне мало, но работа была постоянная, и я наконец избавился от вечного страха перед безработицей, преследовавшего меня с первых дней самостоятельной жизни.
Фирма изготовляла гробы, дверные косяки, оконные рамы и карнизы. Изготовлявшиеся фирмой гробы ("служащих компании просят воздерживаться от употребления этого слова, заменяя его термином "похоронные принадлежности") отличались высоким качеством отделки и стоили очень дорого. Только люди состоятельные могли позволить себе покупать их. Фирма "Корона" первой ввела в обиход гробы под бронзу, - золото и серебро - их покрывали обожженным гипсом, обрызгивали специальным раствором, а затем полировали вручную, чтобы придать видимость металла.