В сетях инстинктов
Шрифт:
– Хорошо, - отметила Светлана.
– Волосы, найденные в комнате, где был обнаружен труп, - принадлежат Одесскому, Колчак и неизвестному лицу.
– Это уже нехорошо.
– Самое интересное с этим третьим образцом волос!
– воскликнул Оганян.
– это вообще искусственные волосы, парик, грубо говоря!
– он скороговоркой стал читать: - химическая экспертиза установила, что образец номер три является синтетическим волосом, выполненным по микроволоконной технологии. Так что Одесский встречался в своей комнате с кем-то еще, но, увы, неизвестно когда.
Оганян
– Маловероятно, что Ксения использовала парик, - пробормотала Светлана.
– скорее, тут кто-то еще.
Оганян кивнул головой.
– В общем, Вазген Юрьевич, перешлите результаты экспертизы по электронной почте нам в управление, - Возович достала мобильный.
– по возможности побыстрее.
Выйдя на лестничную площадку, Светлана набрала номер Сергея.
– Сережа, мне нужна полная информация на Алису Газарову, замдиретора 'молодежного экспериментального театра'. Отмечай сразу что-нибудь интересное. Можешь скинуть мне потом на телефон.
– Хорошо, - отозвался Платов.
– ты сегодня еще к нам заедешь?
– Нет.
Бонго смотрел на себя в зеркале рядом с ванной над мраморной тумбой напротив своего врачебного кабинета. Держа по расческе в каждой руке, он слегка погладил свою седеющую шевелюру и затем наклонился близко к зеркалу и изучил кожу вокруг его глаз. Неужели он видел что-то малозаметное, пока еще неразличимое утолщение подкожной ткани, предшественника ослабевающей мускулатуры? Нет, он полагал, что нет. Пока. Он рассмотрел свое лицо выше белого воротничка рубашки. У него была греческая мать, передавшая ему смуглый цвет лица. Это было все, чем он мог быть благодарен ей. Она была капризной, властной женщиной строгого поведения, которая фактически бросила его отца, врача-психиатра в объятия других женщин, не как простого бабника, но в поисках утешения, того неуловимого мира, который не могла дать ему жена. И затем он запил. И затем он убил себя.
Георгий услышал, что дверь врачебного кабинета открылась. Марина никогда не стучала. Он открыл кран холодной воды и вымыл руки, тщательно их затем вытерев. Он выключил свет и вышел из ванной.
Марина Смирнова улыбалась ему, сидя на краю дивана в черной юбке и желтой кофте с плиссированным воротником. Если бы он не думал о паутинных беспорядках ее угнетающей психологии, но думал о ней вместо этого как о чем-то, что потребляться как прохладный и красочный летний фрукт, то он сказал бы, что эпитет 'сочная' подошел бы ей полностью.
– Так солиднее, - сказала она вялым и обольстительным контральто.
– Каким ты видишь себя, Жора? Когда ты смотришь в то зеркало?
– Что ты имеешь в виду?
– Он симулировал безразличие, но ему было любопытно, что она казалась так довольной собой.
– Ты видишь молодого человека, каким ты был?
– спросила она, снимая свою обувь, - или старика, каким ты собираешься быть?
Бонго решил не надевать свою спортивную куртку, которая висела в шкафу. Он остался в своей делового стиля рубашке. Марина была последней из клиентов сегодня. Он смотрел на нее. Да, 'сочная', было лучшим описанием.
– Ты уже работаешь со мной?
– Она все еще улыбалась.
–
– Нет, я не настроился на тебя.
Ее карие глаза гармонировали с одеждой. Они были всегда открыты. Она никогда не закрывала их; даже когда они занимались любовью, она расценила их контакт со спокойной откровенностью матери, наблюдающей за своим грудным ребенком. Действительно, с Мариной он иногда чувствовал себя подобно ребенку, и он даже полагал, что она могла ощутить, что и он понравился ей, хотя идея никогда не высказывалась между ними. И если бы она когда-либо спрашивала его, если бы это было так, то он отрицал бы это.
– Я вижу себя, как в данный момент, - сказал он, чтобы показать ей, что он услышал каждое слово, которое она произнесла. Он подошел к своему кожаному креслу и сел, - И иногда я вижу сеня, каким я буду. Я не думаю, что когда-либо видел сеня, каким я был. Я никогда не оглядываюсь назад в зеркале.
– Оу. Как хорошо вы уравновешены.
– Это не приносит пользы, - добавил Георгий, смотря на ее голени.
– В прошлом нет никакого спасения.
– Спасения?
– Нет никакой выгоды в этом, я имею в виду.
– Когда я смотрю в зеркало, - сказала Марина, - Я вижу что-то другое каждый раз. Я не уверена, что когда-либо видела точно, кто я.
Да, подумал он, он мог верить этому. Ее ум был так сломан, так разрушен и рассеян, что она никогда не могла бы видеть себя - никогда. Те темные, безграничные глаза, вероятно, никогда не созерцали бы истинный ландшафт своего источника.
– Ты не думаешь, что постоянная клиентка может изучить твои уловки, сделать тебя, Жор?
Она все еще улыбалась, как будто она знала что-то забавное о нем и дразнила его этим.
– Ты полагаешь, что мы в тупике здесь, ты и я. Психотерапия может быть долгим предприятием, я знаю. Ты сказал мне 'это занимает время, иногда много времени, чтобы получить 'понимание'', ты так сказал.
– Правильно, - сказал он, чувствуя, как будто он говорил с ребенком.
– И ты должна хотеть сделать это. Ты должна согласиться, посвятить себя этому.
Он слышал эхо в своих словах искренности, давно оставленной, и она поймала его врасплох. Марина была первым клиентом, от которого он отчаялся. Не случалось такого, что он приносил пользу всем. Конечно, нет; были многие за годы практики, когда он знал, что не мог помочь. Но Марина была первой, когда он хотел помочь так сильно, что рискнул своим собственным эмоциональным равновесием, чтобы совершить задуманное. Это было бессмысленное усилие, и это было потому, что она значила так много для него.
– Таким образом, как ты думаешь, что я сделала?
– С тех пор, это когда?
– В целом.
– Ты быстро выздоравливаешь, - он лгал. Как будто непреднамеренно она рассегнула две верхние пуговицы на кофте и смотрела на него игриво, по-домашнему.
– Ты действительно так думаешь?
– спросила она, и он ощутил тон насмешки.
Он посмотрел на ее лицо, и она все еще улыбалась. Это было чем-то новым для Марины, этой достаточно самодовольной женщины, как будто она съела плод дерева познания добра и зла.