В сетях любви
Шрифт:
– Но ты собираешься сообщить ему о ребенке? Или нет? – обеспокоилась Мейвис.
– А у меня есть выбор?
– Нет, – уверенно произнесла Мейвис.
– Значит, сообщу. Сегодня напишу ему. Герцог сказал, чтобы в случае необходимости я писала ему в Рэмзгейт-Касл или в Лондон. – Алиса застенчиво опустила глаза. – Я тебя очень разочаровала, да, Мейвис?
– Ничего подобного! – и старушка крепко обняла Алису.
Разумеется, у Мейвис все внутри перевернулось, когда Алиса спокойно сообщила, что не выйдет замуж за герцога. «Что там между ними было, то было. Может, все еще и наладиться, – решила Мейвис. – Сейчас надо думать о ребенке, который родится».
– Ну, хватит плакать! – сказала Мейвис, почувствовав слезы Алисы у себя на плече. – Все образуется! Давай-ка подумаем! Скажи мне, как ты себя чувствуешь последнее время?
– Ужасно! – воскликнула Алиса с признательностью за то, что наконец-то может поведать обо всех симптомах. – Все время устаю, а от запахов стряпни миссис Стрэттон у меня все время позывы к рвоте.
Мейвис понимающе покивала.
– У твоей мамы было то же самое. Не переживай, все это пройдет.
Вынув белоснежный носовой платок, она молча подала его Алисе. Они долго еще говорили и высчитали, что ребенок родится перед Рождеством. Когда Мейвис уходила, Алиса спокойно попивала чай и чувствовала себя намного лучше. От того, что все открылось, на душе стало легче. Напишет герцогу, и они найдут приемлемое решение.
Весь остаток дня Алиса провела, запершись в своей комнате, за письменным столом, пытаясь сочинить письмо герцогу. Но ничего не получалось, ибо она не знала, о чем писать. В конце концов она начеркала краткую записку, в которой спрашивала о его здоровье и просила совета о подходящем свадебном подарке Тристану и Каролине. Написав два экземпляра на лучшей почтовой бумаге с водяными знаками, один адресовала в Рэмзгейт-Касл, а другой – в Лондон, в дом герцога на площади Гроувенор-Сквер. Она не знала, где в данное время живет герцог, и решила не рисковать и отправить письма в оба места. На обоих конвертах она четко вывела «Лично», надеясь, что это сразу привлечет внимание Моргана и он немедленно прискачет в Вестгейт-Мэнор.
Но все это было напрасно. Все ее старания пропали даром, так как герцог никогда не получил ни одного из этих писем.
Анри Дюпонсу нравилось быть шпионом. Он любил и тревожное возбуждение, порождаемое опасностью, и, разумеется, деньги. Он был не из тех, кто шпионит из преданности своей стране или идее. Он шпионил потому, что при этом доходил до предельного возбуждения.
Тот факт, что шпионаж рассматривался как особо тяжкое преступление, караемое смертью, нисколько не заботил Анри. Чтобы казнить кого-то, надо сначала его поймать, как резонно заключил Анри, но он-то не собирался дать себя поймать. Ни за что. Он ведь слишком умен для этих тупых английских властей.
Информацию для французов добывать до смешного легко. Так называемая британская аристократия знает все обо всем, но совершенно не умеет держать язык за зубами. Выпьешь в светском обществе с кем-нибудь пару рюмок, поиграешь с кем-то в карты – и уже представляешь, кто в министерстве обороны располагает нужными сведениями. А дальше – проще: остается только внедрить своего человека, а знать ведь меняет слуг как перчатки. Когда агент внедрен, в дело включается Сокол. Даже после многих месяцев совместной работы Анри продолжал благоговеть перед талантами Сокола. Не было еще случая, чтобы коварный, безжалостный и ловкий Сокол не достал искомых документов. Хотя этого шпиона изначально натаскивал сам Анри, он теперь признавал, что способности Сокола достойно соперничают с его собственными.
В гостиную
– Пойдем в постель, Анри, – надула губки Мадлен и дразняще выставила груди. – Мне без тебя одиноко.
– Ну и ненасытная же ты сучка! – фыркнул он раздраженно. – Ты же знаешь, что мне надо скопировать эти документы и отдать их обратно Соколу до шести вечера. Их следует вернуть хозяину прежде, чем он обнаружит пропажу.
– Сидишь тут часами, – заныла Мадлен. – Почему так долго?
– Я применил новый код, – признался Анри, – а он очень сложный и требует полного внимания.
– Другой код? Опять? Ну почему Сокол все время настаивает на изменении кода?
– Потому что у нас постоянно меняются курьеры, а Сокол не хочет садиться на скамью подсудимых, если курьера схватят. Разве не разумно?
Мадлен состроила гримасу, показав свое отношение ко всему этому.
– Не знай я тебя лучше, мог бы подумать, что ты ревнуешь меня к Соколу, – подразнил Анри.
– Ха! – отозвалась она и тряхнула длинной гривой своих каштановых волос. – Даже смешно!
Мадлен, вопреки всеобщему мнению, не доводилась ему родной сестрой. Она была его сообщницей и любовницей и дома помыкала им так же, как он притворно ею на публике. Оба они были беспризорными оборванцами и едва выживали на улицах революционного Парижа, когда их подобрал Филипп Лобер. Он удирал с родины, а его сестра заплатила ему большие деньги, чтобы он увез ее двух детей. Он не слишком-то нянчился с малышами, те заболели и умерли. Филипп был очень расстроен этим, ибо дети были ему нужны как предмет опеки, необходимой, чтобы получить доступ к огромному состоянию Дюпонса. И Филипп выдал маленьких тогда Анри и Мадлен за своих племянников. Потом его сестре с мужем отрубили головы на гильотине, и Филипп стал обладателем их банковских вкладов, размещенных за пределами Франции. Беглая троица поселилась в Англии, где была принята с распростертыми объятиями в английском светском обществе: пара сироток и их «дядя», умудрившийся вырвать своих малолетних подопечных из пасти смерти.
В светском обществе первостепенную важность имеют внешний вид и манеры, и Филипп заставил своих подопечных обрести и то, и другое. Филипп был безжалостным, бессовестным типом, лишенным каких бы то ни было моральных устоев, и эти свойства он передал Анри и Мадлен. Эти двое хорошо усвоили его уроки, а дар к обману у них был от природы, и они прекрасно устроились.
– А это что такое? – спросила Мадлен, рывшаяся в бумагах на письменном столе Анри, поднимая два белых конверта из Вестгейт-Мэнора.
– Эти, – Анри небрежно отмахнулся, – я захватил по ошибке. Письма герцогу Джиллингему. Написано «Лично», показались важными. Но там – ничего. Какая-то дура просит совета у герцога о свадебном подарке Тристану с Каролиной.
– Положить их в стопку возврата?
– Не надо. Я взломал на них печати, а восстанавливать нет времени. – Анри продолжал выводить какие-то закорючки на бумаге еще несколько минут, потом отложил перо. – Вот. Закончил, – произнес он с удовлетворением. – Теперь поди ко мне и покажи, как ты соскучилась.