В сетях любви

Бэссо Адриенна

– Значит, мы поженимся, – прошептала она дрожащим голосом.

Морган нахмурился и покачал головой.

– Почему ты настаиваешь на браке?

А почему вы отказываетесь подумать о нем? – ответила она вопросом на вопрос.

– Брак – очень стесняющий, излишне однообразный тип связи, Алиса. Я был женат, и это оказалось для меня полной неудачей, довольно неприятным, а порою и болезненным, испытанием. И я, рассудив мудро, дал обет больше никогда не жениться. Честно говоря, я и не думаю, что гожусь для матримониальной жизни. Без брака у нас могут быть отношения, более отвечающие нашим чаяниям; а когда по обоюдному согласию

мы решим разойтись, то сможем сделать это вполне корректно, без всяких препон со стороны закона. При расставании я обеспечу тебя, и ты никогда больше не будешь испытывать нужду. Такие отношения вполне приемлемы во всех отношениях.

Алиса покачала головой. У него все выглядит так просто.

– А как же общество, Морган? Станут ли представители высшего света относится ко мне с тем же уважением, которое оказывали бы вашей супруге? Отважитесь ли вы сами войти в переполненный бальный зал рука об руку с любовницей? Признаться, я мало знаю об обществе, но даже я понимаю, что это вызовет грандиозный скандал.

Морган скривился:

– Я стараюсь избегать большинства светских сборищ, но могу тебя взять в Лондон и сопровождать там. Можем съездить на континент, Алиса, посетить Италию, Испанию, Грецию, Францию. Война же не будет вечной. Думаю, мы можем быть счастливы.

Алиса на мгновение прикрыла глаза, чтобы внутренне собраться. Ее соблазняли, жестоко искушали, но она сердцем чувствовала, что не должна поддаваться. Он говорил о корректном завершении их отношений, но она знала, что унижение будет непереносимым, когда она ему наскучит и он бросит ее. Она убережет себя хотя бы от этой боли.

– Я не могу быть вашей любовницей, Морган. – Печаль прозвучала в ее голосе. Она прошла мимо него к двери и принялась возиться с замком.

Боль в ее голосе резанула его по сердцу. Она разрывает их отношения – осознал он с удивлением, начиная впадать в панику. Уходит из его жизни. Навсегда.

– На любовь сил не хватило, – проговорил он горько.

Алиса застыла, спина ее напряглась. Медленно она повернулась к нему лицом. Раненное сердце сжалось в груди.

– И вы еще смеете говорить о любви? – прошептала она, и лицо ее побледнело от ярости. – Сначала вы сказали, что наши отношения столь редкостны, что вы не можете отказаться от них. Но вы не сочли, что ради них стоит жениться. Или дело во мне самой? Именно я не стою благородного герцога Джиллингема?

– Нечего снова все валить на меня! – огрызнулся Морган. – Я уже объяснился по поводу брака. Так как насчет любви?

– Ну и несносный зануда! Ладно! Да, я люблю вас. Но я отказываюсь быть вашей любовницей! Я отказываюсь быть изгоем, что бы ни подсказывало мне сердце! – выкрикивала она, злясь и на него – что вынудил открыться в чувствах, и на себя – за сами эти чувства.

– С каких это пор вас так заботит общество? – спросил он, задетый за живое тем, что именно любовь к нему и стала причиной ее глубоких страданий.

– С тех самых, с каких вы решили не допустить меня в него, – ответила она, взглянула на него, и глаза ее наполнились слезами. – Я всю жизнь была одна, – прошептала она так тихо, что он вынужден был подойти ближе, чтобы расслышать.

Алиса стиснула руки и опустила взор на ковер. – Отец с трудом переносил мое присутствие. Местная знать никогда не знала, что и думать обо мне, и поэтому просто игнорировала меня. Мои люди считали меня дворянкой

и тоже держались на расстоянии. Я никому не подходила, никуда не входила, – она пожала плечами, а потом посмотрела прямо в его серебристо-серые глаза. – Любовь к тебе, Морган, была самым дивным явлением в моей жизни, но я не пойду по тому пути, что ты предначертал мне. Ты прав: мне не важны титулы, богатство, положение да и высшее общество. Но все это – различные стороны твоего мира, и если уж я делю с тобою жизнь, пусть даже недолго, то я не могу допустить, чтобы меня исключили хотя из одной ее части. Меня больше никогда не вышвырнут. Даже ради тебя.

Из глаз ее полились долго сдерживаемые слезы.

Ее боль глубоко тронула Моргана, и, понимая, что истинная причина ее горя – в нем, он разозлился. Разозлился на самого себя за то, что не способен дать ей желаемое, в чем она так отчаянно нуждалась.

– У меня и в мыслях никогда не было причинить тебе боль или обидеть тебя, – мягко сказал Морган. – Если ты не веришь ничему другому, то поверь хотя бы этому.

– Я знаю, – откровенно откликнулась она, смахивая ресницами слезы.

Невольно встретила его взгляд. Сердце ее мучительно сжалось, когда она прочла на прекрасном лице герцога угрызения совести. Если бы у него не было такого твердого предубеждения против брака! Но Алиса мгновенно раздавила бутон надежды, начинавший распускаться в ее сердце. Новая надежда порождает новую боль.

– Я бы хотела пойти к себе, будьте добры! – Алиса прикусила губы, чтобы сдержать слезы.

Морган неторопливо отпер дверь, и Алиса тихо выскользнула из комнаты и побежала, а ее плечи затряслись от беззвучных рыданий. Хотя Морган и не мог уже услышать ее плача, но всю длинную бессонную ночь у него в мозгу эхом отдавалась ее боль.

Неумолчные металлические молоточки залязгали громче у него в ушах. Морган медленно приходил в себя, словно всплывая из пучины сна. Он осторожно приоткрыл глаза и тут же зажмурился от яркого утреннего солнца. Стук в голове усилился, и боль наполнила виски. Морган робко приподнялся и принял сидячую позу, но когда вновь открыл глаза, то увидел все размытым. Облокотившись на колени, он склонился вперед и ладонями охватил голову. Но стук продолжался.

В библиотеке был полный хаос, на полу валялись пустые бутылки – свидетельство усердных возлияний прошедшей ночью. Морган громко застонал от отвращения. «Совершенно идиотский способ коротать ночь, напиваясь до бесчувствия, – подумал он. – И от этого ни черта ведь не меняется. Все, чего я добился своим злоупотреблением, – это ломота во всем теле от ночи, проведенной на неудобном канапе, да жуткое похмелье».

Нерешительный стук в дверь заставил его оторвать голову от ладоней.

– Да! – рявкнул Морган и свирепо потер виски.

– Это я, Генри Уолш, ваша светлость. Можно войти? Тут штукатуры, они должны заняться потолком библиотеки.

Морган подробно растолковывал мистеру Уолшу, что тот может делать со своими штукатурами, когда вмешался Перкинз.

– Кофе, ваша светлость! – вскричал достойный дворецкий, чтобы быть услышанным.

Все смолкли.

– Перкинз? Вы? Входите!

Вошел допущенный Перкинз и двинулся по ковру, ловко обойдя пустой бокал, брошенный на полу. Он будто и не заметил плачевного состояния комнаты и самого Моргана. Наполнив большую чашку кофе, он подал ее герцогу и сказал: