В сетях соблазна

Блэк Шайла

Он покатал твердые камушки между подушечками пальцев и наблюдал, как ее губы разомкнулись, а глаза наполнились желанием. Грудь набухла в его руках.

У него тоже кое-что набухло…

Роман снова ущипнул чувствительные пики, сжав немного сильнее. Следующий ее вздох больше походил на стон. Она извивалась, давая понять, что так же возбуждена, как и он.

Его охватило первобытное чувство собственничества. Он был дураком, когда думал, что действительно хочет кого-то еще так же, как сейчас хотел ее. Августина всегда была единственной женщиной, которая могла свести

его с ума, заставить его помешаться на единственной мысли о том, чтобы быть с ней. Хотя время изменило их обоих, она все еще была самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел.

У Тины определенно появились более пышные формы, чем когда ей было двадцать, ее бедра стали круче, отчего талия стала казаться меньше. Все это только делало ее еще более привлекательной в его глазах. Ее изгибы дополняли уверенность, которой ей не хватало в юности. Теперь у нее было все. Она смотрела в зеркало прямо на него, ее губы сжались. Да, она точно знала, насколько красива. Из-за этого он хотел ее еще больше.

Он провел руками вниз по ее телу, к кружевам белых трусиков.

— Я почти забыл, как ты прекрасна, когда обнажена. И теперь ты роскошнее, чем раньше. — Он не отрицал, что мечтал о ней ночью, но теперь, когда она был рядом с ним во плоти, реальность оказалась намного лучше. Она была такой полной жизни и горячей, что ему становилось больно.

Как давно внутри него поселился этот холод?

— Клянусь, если ты провернешь со мной тот же трюк, что и прошлой ночью, то остаток вечера тебе не понравится, Роман, — предупредила она, когда он просунул пальцы под пояс ее трусиков и передвинулся к киске.

Он был идиотом, даже если пытался защитить ее. Но теперь между ними было соглашение. Ему не нужно торговаться с ней, пытаться обменять удовольствие на уступчивость. Нет, теперь он все контролировал. Он мог просто наслаждаться ею.

— Я не буду. — Сегодня вечером он не позволит ей уйти. Она была в его комнате, и проведет ночь в его кровати. Утром она проснется от того, что он будет вонзаться в нее. У него было всего несколько недель. Он хотел использовать их по максимуму. Когда он не будет занят работой, то будет трахать ее, пока не сможет выкинуть из головы.

— Все об этом узнают. Можешь говорить, что присматриваешь за мной, но любой, у кого есть мозги, поймет, что мы спим. Сарафанное радио долетит до другого континента. Все в Вашингтоне тоже об этом услышат.

— Пусть сплетничают. Мне все равно. А тебе самой не наплевать, Августина?

Прежде чем она ответила, он провел пальцами по киске. Она была уже влажной и готовой. Она реагировала так отзывчиво, словно была создана для него. И когда он скользнул по клитору, Тина со стоном запрокинула голову ему на плечо.

— Роман…

— Я здесь. Только я. А все, кто суют нос не в свое дело, могут отправляться в ад. Я уволю любого, кто скажет что-нибудь кроме «Поздравляю. Вы двое прекрасно смотритесь вместе».

До этого момента он разделял ее опасения. В политике репутация означала все. Восприятие была в два раза важнее реальности. Он проповедовал это остальным сотрудникам Белого дома. Но теперь,

когда в его руках была обнаженная Тина, он не мог вспомнить, какого черта так волновался. Он был холост. Она была одна. Ничто не могло помешать им прыгнуть в постель и оставаться там так долго, как им того хотелось. Если кто-то хотел перемыть им косточки, какое ему дело? Он был одним из самых влиятельных людей в мире. Если он хотел трахнуть самую красивую женщину, которую когда-либо знал, он это сделает.

— Вот это Роман, которого я помню. Тот, о котором я мечтала, — призналась она тихим голосом.

— А это то, о чем мечтал я. — Он скользнул пальцами между складочек ее киски, медленно потирая, утопая в ее сладком возбуждении.

Такая влажная и готовая. Она была достаточно мокрой, чтобы принять его сейчас, но он хотел большего. Он хотел, чтобы она корчилась, сгорала от желания и умоляла…

Она со стонами извивалась напротив него, в тихой мольбе потираясь попкой о его член. Возбуждение затопило Романа. При каждом вздохе он ощущал ее аромат, от чего желание охватывало его еще больше. Но он все еще сдерживался, наблюдая в зеркало за ее удовольствием. Ему нравилось видеть ее в своих руках, такой женственной и необузданной. И полностью в его власти.

Тина прикусила нижнюю губу, когда он снова провел подушечкой пальца по клитору, слегка надавив. Затем немного сильнее. Ее тело дернулось, она вильнула попкой. Дыхание стало прерывистым. Он улыбнулся.

— Роман! — Августина не притворялась, что осталась безразличной и не разыгрывала стеснительность. В конце концов, она была чувственным существом. Эта открытая, честная сексуальность всегда вызывала у него учащенное сердцебиение и боль в члене. За последние тринадцать лет ничего не изменилось, за исключением того, что она стала влиять на него только сильнее.

Их взгляды встретились, когда она скользнула рукой вверх и обняла его за шею, притягивая ближе к себе. Другой рукой она скользнула к его бедру, а затем завела ее назад, чтобы обхватить его за задницу.

Стиснув зубы, Роман сжал ее крепче. Если он даст ей волю, то засунет в нее член до того, как исследует ее тело столь тщательно, как хотел. Соблазн склониться над ней, стянуть брюки и боксеры и трахать ее, пока они оба не закричат, был силен. Он много раз делал так в прошлом. Но после того, как так долго ждал ее, он не хотел, чтобы все закончилось слишком быстро. Он собирался растянуть удовольствие, заставить ее почувствовать каждую нотку наслаждения. Он хотел большего.

Резко усмехнувшись, он убрал руку и отступил.

— Пока никакого оргазма, Августина. Я хочу тебя попробовать. Прошлой ночью мне этого не удалось. Я хочу, чтобы ты кончила мне на язык. Сними трусики. Ложись на кровать. Раздвинь ноги.

— Мне не следует. Я знаю, чем это кончится, но… — она скинула крошечный кусочек шелка с бедер, как будто у нее не было ни капли сомнений, и подошла к кровати, оглянувшись через плечо. — Я хочу узнать, насколько ли это хорошо, как я помню.

Боже, он тоже этого хотел. Он должен был узнать, чтобы наконец смог думать о чем-то еще.