В шаге от пропасти
Шрифт:
– Никогда…
– То есть как? – удивилась Романова.
– Ну вот так, мы разошлись, – Куликова развела руками и слабо улыбнулась.
– Почему?
– Это долгая история, Ириш, завтра расскажу. Ты точно справишься? Может, все-таки укольчик?
– Да, справлюсь я, справлюсь. Иди, – заверила ее Ирина.
– Вся одежда в шкафу, бери, что тебе нужно.
– Хорошо, спасибо.
Таня вышла из квартиры, мысли об Ире не покидали. Почти два месяца она пыталась найти подругу, но безуспешно, и вдруг она вернулась сама, да еще в таком состоянии. «Это как же нужно обращаться с женщиной, чтобы довести ее до нервного
Проснувшись рано утром, Громов долго размышлял о своей жизни. Отбросив лирику в сторону, он анализировал поступки и события.
После появления Романовой на базе его приоритеты каким-то непостижимым образом сместились в ее сторону. Тимур сам не понял, как влип в такую историю, с его-то опытом и выдержкой. Он всегда без проблем преодолевал всевозможные трудности и психологические атаки, но не смог устоять перед слабостью и беззащитностью этой женщины. Она очаровала его с первых секунд знакомства. Увидев ее лишь раз, он потерял покой и уже не думал ни о чем, кроме нее.
Ира… Его нежный ангел с глазами цвета весеннего неба… Она сделала то, что не сумел никто другой, – прогнула его, поставила на колени, подчинила себе. Тим стал ее рабом, но не сопротивлялся, потому что только рядом с ней он был счастлив. Отдавая ей всего себя, приобретал во сто крат больше. Ирина заряжала его неимоверной силой и энергией, она стала его светом, его миром.
Но имел ли он право решать ее судьбу? Едва ли. Нужно было сказать ей всю правду и попытаться договориться. Она бы услышала, поверила и сделала так, как он просил. Но Громов испугался. Требовал от нее полного доверия, но сам не доверял ей до конца. Спасая ее, он спасал, в первую очередь, себя, эгоистично прикрываясь благими намерениями. Тимур просто не представлял, что произойдет с ним, если Иры вдруг не станет, поэтому предпочел действовать наверняка.
Ирина любила его, а он уничтожил все теплые чувства в ее душе. «Идиот! Что я натворил!» – сокрушался Громов. Сейчас он многое бы отдал за то, чтобы прийти к ней, утешить, покаяться и, рассказав всю правду, молить о пощаде.
Шальная мысль закралась в голове: он все еще может выбраться отсюда живым. Если будет вести себя осторожно, никто ни в чем его не заподозрит, и тогда Дымов вытащит его из этого злосчастного места, уж в нем-то Тим не сомневался.
– Ириш, любимая, – прошептал он, едва сдерживая свои эмоции. – Дождись меня, я обязательно приду.
Новая цель, как глоток свежего воздуха, придала сил, заставила воспрянуть духом. Громов поднялся с кровати и направился в ванную, на ходу продумывая дальнейшие свои действия. Наконец его мозг заработал в полную силу. Для начала Тимур должен был помириться с Кариной, вчерашняя грубость могла обойтись слишком дорого. Наспех приняв душ, он надел футболку и джинсы и уже хотел пойти на поиски Базановой, как вдруг услышал негромкий стук в дверь.
На пороге стояла не на шутку встревоженная Инга.
– Тебе чего? – недовольно поинтересовался Громов, желая быстрее закончить еще не начавшийся диалог.
– Ира здесь? – спросила
– Нет, – коротко ответил Тим и, шумно выдохнув, отошел в сторону, чтобы пропустить девушку в комнату. Разговор был неизбежен, и лучше, чтобы она узнала информацию из первых уст, а не слушала всякие сплетни.
– А где она? Я ее не видела со вчерашнего вечера и очень переживаю. Ночевать она тоже не приходила, никто из девушек ее не встречал…
– Инга, что с тобой? Ты что раскудахталась-то? – Громов встряхнул ее за плечи. Никогда прежде он не видел ее такой. Инга относилась с позитивом к любой, даже самой серьезной ситуации, а сейчас как будто подменили.
– А вдруг с ней что-нибудь случилось?
– Ее больше нет…
– В смысле? – ее лицо вмиг стало бледным. – Она что, уме…
– Да все с ней хорошо, – перебил ее Тимур, не дав произнести эти страшные слова. – Она сбежала.
– Как сбежала, куда?
– Я не знаю, – соврал он, но глаза выдали его с потрохами. – Вот вообще некогда сейчас, давай чуть позже я отвечу на все твои вопросы.
– Хорошо, – согласилась Томилина и уже спокойнее добавила: – Я зайду к тебе позже, и ты мне все расскажешь.
– Расскажу-расскажу, пойдем уже.
Они вышли в коридор, и Тим запер дверь на ключ.
– Кстати, ты Карину не видела?
– Видела, на завтрак пошла.
– Отлично, спасибо, – отозвался он и двинулся в сторону столовой.
Инга лишь озадачено посмотрела ему вслед.
После того, как Таня ушла на работу, Ира встала с дивана и поплелась в ванную. Нестерпимо хотелось принять душ и смыть с себя события вчерашнего вечера. Взглянув на себя в зеркало, она резко отшатнулась от испуга: темные круги отчетливо виднелись на бледной до невозможности коже, голубые глаза, еще недавно светившиеся счастьем, потухли и приобрели какой-то непонятный серый оттенок. Макияж, который она так тщательно наносила, чтобы понравиться Громову, теперь черными дорожками запекся на щеках.
– Боже, какая красавица, – с горечью в голосе произнесла Ирина и осмотрела шкафчик в поисках средства для снятия макияжа. Вылив немного геля на ватный тампон, она очистила кожу, но выглядеть лучше не стала.
Все происходящее не укладывалось в голове, не поддавалось логике. Так просто не бывает: всего несколько часов назад она была любима и счастлива, а сейчас от этого осталась лишь горстка пепла на выжженной душе. Тим отнял у нее все, но только не воспоминания, никто не в силах забрать их.
Приложив ладонь к искусанным в кровь губам, Ирина судорожно вздохнула, мысленно переносясь в их последнюю совместную ночь.
Громов знал, что это конец, и прощался с ней, а она, дура, не поняла. Жаркие, настойчивые поцелуи, искусные ласки и особое, ни на что не похожее удовольствие. Тимур, как хороший учитель, завершил свое обучение, снял последние запреты и завладел ею полностью, без остатка.
Как же гадко становилось на сердце от осознания этого факта. Она позволяла ему все, безгранично доверяла, а он просто использовал ее. Просто играл в любовь… Неприятно, противно, мерзко. Мелкая дрожь пробежала по ее телу. Жгучие слезы подступили к глазам, но Ира не позволила им пролиться. «Достаточно! Сколько можно плакать, легче все не становится», – сказала она сама себе.