В след за луной

Кук Линда

Джоанна поднялась с места и смерила его взглядом, более холодным, чем волны зимнего моря.

– Если я рожу вам ребенка, - промолвила она сухо, - я не допущу, чтобы он нес бремя старой вражды и мести в Рошмарене. Я буду воспитывать его в Гандейле, где воспитывалась я сама, и научу его самостоятельно пролагать свой путь в жизни, не прибегая при этом к кровопролитию - ни ради Рошмарена, ни ради мелочных интересов других людей. Вы не заберете у меня моего сына, чтобы везти его туда, куда я ехать не хочу, и приучать его к образу жизни, уже ставшему причиной гибели

моего брата, который сам был почти ребенком. В этом мире есть множество других - более безопасных способов выжить.

Паэну вдруг захотелось расхохотаться, и он с трудом сдерживал себя. Джоанна стояла перед ним посреди холодного серого полумрака их комнаты в странноприимном доме тамплиеров с пылающим гневом лицом над ярко-розовой тканью платья и стиснутыми в кулачки пальцами поверх пышных юбок и отказывала ему еще до того, как он успел прикоснуться к ее нежной юной плоти, в праве на ребенка, который, возможно, уже в середине будущего лета будет сосать ее грудь. Она была в ярости - и у нее были на то основания!

Он прислонился к дверному косяку и наконец разразился хохотом. Джоанна, вздрогнув, отшатнулась, словно услышала от него бранное слово.

– Неужели вы не можете понять, что Рошмарен отнюдь не является началом и концом тех надежд, которые я связываю со своим ребенком? Или вы хотите вовлечь вашего сына в такую же затею с кровной местью, которая двигала вами после гибели родителей? Неужели вы не можете поверить в то, что я не разделяю вашей любви к этой проклятой Богом земле?

Теперь лицо ее стало пунцовым, а волосы поднялись на голове, как перед надвигающейся грозой. Паэн рухнул на скамью, пытаясь подавить смех, однако не мог остановиться. Уже очень давно он так не веселился и не мог вспомнить, когда смеялся в последний раз.

Джоанна направилась к двери, но Паэн схватил ее за руку, умоляя остаться, и снова зашелся неудержимым хохотом. Она отступила назад в комнату и захлопнула дверь с такой силой, что у него дрожь пробежала по спине.

– С какой стати я должна оставаться тут и видеть, как вы смеетесь надо мной?
– выпалила она.

– Дело не в вас, - еле выговорил он, содрогаясь от смеха.
– Мы оба...

– Что - мы оба?

Ему стоило огромных усилий подавить свой смех, чтобы объяснить ей:

– Мы оба ссоримся из-за ребенка, которого еще только предстоит зачать, а для этого нужно нечто большее, чем один случайный поцелуй. Такая.., дальновидность, мадам, далеко превосходит все, что я мог себе вообразить, опасаясь того часа, когда мне придется беседовать с вами на эту тему.

– Такая дальновидность присуща мне не с сегодняшнего дня и даже не со вчерашнего, - парировала она.
– Ведь я и впрямь думала, Паэн, что у нас с вами могут быть общие дети. И я уже давно решила, что ни один мой ребенок не унаследует ваш образ жизни, чтобы погибнуть ни за что в сражении или вернуться со шрамами и дизентерией из очередного похода короля Ричарда в Святую землю.

Он усадил Джоанну к себе на колени, затем, взяв в ладони ее лицо и неотрывно глядя в прекрасные зеленые глаза, спросил:

–

Вы хотите сказать, что, если я разделю с вами ложе и у нас будет ребенок, вы не ждете от меня, что я останусь с ним, чтобы заняться его воспитанием?

– Я и не предполагала ничего подобного. Ваша жизнь...

– Моя жизнь, как вы сами уже заметили, достаточно сурова. Но неужели вы всерьез думали о том, что, родив от меня ребенка, вы будете растить его в Йоркшире? Вы правда этого хотите?

Теперь уже во взглядах обоих не было ни малейшей искорки смеха.

– Да, я хочу ребенка. Если это случится сейчас, до моего возвращения в Йоркшир, все решат, что это ребенок моего покойного мужа, и тогда мне не придется снова вступать в брак.

Паэн отвел руки от ее лица.

– Разве вы не собираетесь снова выйти замуж?

– Я не желаю, чтобы моя жизнь или жизнь моего ребенка зависела от глупых прихотей. Если я и выйду замуж, то лишь за человека, который не станет подвергать опасности моих родных. Я намерена жить в Гандейле или в Уитби, и никто никогда не заставит меня вновь покинуть свой дом.

– Как видно, ваш покойный муж не смог исцелить вас от тоски по дому. Неужели он не служил для вас утешением?
– участливо спросил Паэн.

Джоанна вскочила.

– Я не намерена обсуждать с вами моего покойного супруга!

Паэн схватил ее за руку и опять усадил к себе на колени.

– Нет, мы будем сидеть здесь и спорить из-за ребенка, который нам обоим вовсе ни к чему, - ребенка, которого мы не сможем зачать, так как слишком сердиты друг на друга.

И смех, и ярость разом исчезли, не оставив в прохладном воздухе кельи ничего, кроме этих последних слов. Эта непостижимая смесь из желания и недомолвок стала для них своего рода поворотной вехой, за которой начиналось безрассудство страсти.

Отвага и неукротимый дух Джоанны, которые еще совсем недавно, при ясном свете дня, так пленили Паэна, вдруг покинули ее, и по ее напряженной, неподвижной спине и побледневшим щекам Паэн понял, что миг, когда выбор был еще возможен, навсегда остался позади. Он отнял руки от ее талии, усилием воли умерив отчаянное биение сердца.

Она подошла к камину, долго смотрела на огонь, затем, повернувшись к нему, задала вопрос:

– Как вы собираетесь поступить после того, как мы с вами расстанемся в Англии? Если Адам Молеон женится на Агнес, станете ли вы требовать у него назад свои земли?

Он вздохнул.

– Пусть оставит их себе. Если Молеон сумеет их удержать, я навсегда забуду о Рошмарене.

– А ваш брат?..

– Говорит, что вполне доволен жизнью в аббатстве. Как вы уже заметили, это не самая тяжелая участь.

– Значит, вы готовы отказаться от наследства?
– удивленно спросила Джоанна.

Паэн не хотел лгать Джоанне Мерко, и у него не хватило духу признаться ей, что в тот самый миг, когда он увидел мертвое тело Ольтера Мальби на полу нантского притона, ему пришло в голову, что он, возможно, навсегда лишился Рошмарена. Паэн подошел к ней и положил руки ей на плечи.