В случае беды
Шрифт:
— Какая приемная?
У нас две приемных — большая и малая, как мы их называем, и я знал, что секретарша ответит:
— Малая.
Она не любит женщин, настаивающих на личной встрече со мной.
Как был, с портфелем под мышкой, в шляпе и мокром плаще, я распахнул дверь и обнаружил незнакомку в кресле; скрестив ноги и дымя сигаретой, она читала киножурнал. Посетительница тут же вскочила и посмотрела на меня так, словно перед ней возник киноактер во плоти.
— Пройдемте со
Я обратил внимание на ее дешевое пальтишко, туфли со стоптанными каблуками и, главное, прическу — конский хвост, модный у танцовщиц и известных девиц с Левого берега.
У себя в кабинете я разделся и сел на свое место, указав ей на кресло напротив.
— Вас кто-нибудь направил сюда? — осведомился я.
— Нет, я сама пришла.
— Почему вы обратились именно ко мне, а не к другому адвокату?
Я частенько задаю этот вопрос, хотя ответ не всегда льстит моему самолюбию.
— А вы не догадываетесь?
— Я больше не играю в загадки.
— Допустим, потому, что у вас есть привычка добиваться оправдания своих клиентов.
Недавно один журналист сказал то же самое по-другому, и в таком виде фраза обошла всю прессу:
«Если вы невиновны, берите любого адвоката; если виновны, адресуйтесь к мэтру Гобийо».
Лицо незнакомки было беспощадно освещено лампой, и я помню, что чувствовал себя неловко, всматриваясь в его черты: оно одновременно было детским и очень старым, этакой смесью простодушия и плутоватости, невинности и порока, добавил бы я, если бы мне не претили эти слова, которые я резервирую для присяжных.
Она была худа и в плохой физической форме, как все девушки ее возраста, которые живут в Париже, не соблюдая гигиены. Почему мне подумалось, что у нее наверняка грязные ноги?
— У вас нелады с юстицией?
— Непременно будут.
Она была довольна, что удивила меня, и, уверен, нарочно закинула ногу на ногу, приоткрыв их выше колен. Косметика, которую она освежила в ожидании приема, была кричащей и неумелой, как у проститутки последнего разбора или недавно приехавшей в Париж служаночки.
— Стоит мне вернуться к себе в гостиницу, если только это произойдет, меня возьмут; не исключено, что постовым уже розданы мои приметы.
— И вы хотели повидаться со мной до этого?
— А то! После было бы слишком поздно.
Я ничего не понимал и невольно заинтересовался. Этого она, несомненно, и добивалась: недаром же я перехватил беглую улыбку на ее тонких губах.
— Полагаю, вы невиновны?
Она безусловно читала отзывы обо мне, потому что ответила в тон:
— Будь я невиновна, меня бы здесь не было.
— За какое правонарушение вас разыскивают?
— За разбой.
Она произнесла это слово просто
— Вы совершили вооруженное нападение?
— Оно ведь называется разбоем, верно?
Я поудобней устроился в кресле, приняв свою обычную позу: левая рука подпирает подбородок, правая небрежно чертит в блокноте слова и закорючки, голова чуть наклонена вбок, большие глаза безучастно вперяются в клиентку.
— Рассказывайте.
— Что?
— Все.
— Мне девятнадцать…
— Я дал бы вам семнадцать.
Я брякнул это нарочно: хотел неизвестно зачем задеть ее. Конечно, я мог бы сослаться на своего рода антагонизм, возникший между нами с первой же встречи. Она бросала вызов мне, я — ей. В ту минуту могло еще казаться, что шансы у нас равны.
— Родом я из Лиона…
— Дальше.
— Мать у меня ни домохозяйка, ни фабричная работница, ни проститутка.
— Почему вы так говорите?
— Потому что обычно так именно и бывает, верно?
— Читаете народные романы?
— Только газеты. Мой отец-учитель, мать до замужества служила на почте.
Она ждала ответной реплики, но ее не последовало, от чего посетительница несколько смешалась.
— До шестнадцати я ходила в школу, получила аттестат и год работала в Лионе машинисткой автодорожной компании.
Я счел за благо промолчать.
— В один прекрасный день я решила попытать счастья в Париже и убедила родителей, что по переписке нашла себе место.
Я по-прежнему молчал.
— Вас это не интересует?
— Продолжайте.
— Я приехала сюда, не имея работы, и сами видите, выкрутилась, раз уж жива до сих пор… Вы даже не спросите, как я выкручивалась?
— Нет.
— А я все-таки скажу. Всеми правдами и неправдами.
Я не моргнул глазом.
— Всеми! Понимаете, всеми! — настаивала она.
— Дальше.
— Я сдружилась с Ноэми, ну, той самой, которую сейчас наверняка где-то сцапали и допрашивают. А так как известно, что дельце мы провернули вдвоем, все равно выяснится, если уже не выяснилось, что комнату в меблирашке мы снимали на двоих, и меня там будут ждать. Знаете «Номера Альберти» на улице Вавен?
— Нет.
— Это там.
Моя позиция начала выводить ее из терпения, и она постепенно утрачивала самообладание. Со своей стороны я умышленно напускал на себя вид этакой безразличной ко всему глыбы.
— Вы всегда такой? — с досадой бросила она. — Я-то воображала, что ваша роль — помогать своим клиентам.
— Прежде всего я должен знать, в чем должна состоять моя помощь.
— Да в том, чтобы добиться оправдания нас обеих.
— Тогда слушаю.
Она поколебалась, пожала плечами и вновь заговорила: