В смертельном круге
Шрифт:
Поул манипулировал парусами, а я старался держаться чуть слева от него, чтобы перехватывать идущие оттуда порывы ветра. В голове жужжало, как в улье. Моя рука на румпеле превратилась в мокрую тряпку. Минувшая ночь не прошла даром.
Чарли удивленно посмотрел на меня. Мы взяли слишком далеко влево. Поул уходил. Ветра не хватало. Хватало только солнца, которое проливало свои обжигающие лучи в этот плавильный тигель, который называется морем.
«Соберись, Деверо, соберись», — сказал я себе. И склонился над румпелем. Дюйм за дюймом мы начали догонять его. Я снова видел, как его
Но у нас не было этих трех сотен ярдов. До буя оставалось всего двадцать ярдов, и нас разделяло расстояние в один корпус яхты.
— Постарайся, — сказал Скотто, словно бы ни к кому не обращаясь, — сделай это хорошо.
Мы удачно обошли буй правым бортом. Наш нос сравнялся с его кормой.
— Вот так, — сказал я.
Они все уставились на меня. Их взгляды явно выражали разочарование.
— Мы в гонке. Мы все еще в гонке, — сказал я им.
Они согласно кивнули.
— Галс! — сказал я.
Мы ушли из-под кормы, держась справа и стараясь поймать ветер на подветренном участке, но не смогли этого сделать. Я смотрел на Поула, а он бросил взгляд на меня и отвернулся, глядя на линию финиша. Потом он сделал поворот.
И я тут же поймал небольшой порыв бриза. И этого оказалось достаточно, чтобы мы продвинулись вперед. А он находился в таком положении, что не мог использовать этот порыв.
Экипаж зашумел. Но это не был стон боли. Мы прошли в шести дюймах от них, точно выбрав нужный угол, и струи воды проносились, стиснутые бортами наших яхт. Сейчас он начнет отворачивать, подумал я. А я не собирался этого делать. Шум стоял неимоверный. Я просто боялся не выдержать, но все шло к концу.
Я взглянул на Скотто и тут же взял румпель на себя. Скотто моментально ослабил парус, и лодка сразу стала на ровный киль. И тут же сверху раздался металлический звук удара. Мачта накрененной яхты Поула, нависая над нашей палубой, ударилась о нашу мачту.
Я хрипло закричал. Весь мой экипаж понял, что я задумал, и тоже начал кричать. Их крики отдавались у меня в голове, прыгая, как теннисные мячи.
Поул отвернул, но ему пришлось выполнить штрафной поворот. Мы оставили его позади и первыми пересекли линию финиша, где стояла целая флотилия лодок. Ударила пушка.
Я сел на скамью в кокпите и опустил голову на руки.
— Ты сделал это! — радостно закричал Чарли. — Ты сделал это!
Я кивнул. Моя голова была так тяжела! Я боялся, что если перестану поддерживать ее руками, то она упадет на палубу. «Я побил этого подонка, — думал я. — Я все-таки победил его!»
Глава 29
Хонитон торжественно высился на причальной стенке в блейзере и клубном галстуке яхт-клуба «Пэлл-Мэлл», развевающемся под бризом. Он подошел ко мне. Его улыбка была тонка, как бритвенный разрез.
— Мои поздравления, — произнес он. — Я буду рекомендовать вас для участия в Кубке Сенаторов.
Его голос звучал сдавленно, будто он с трудом выдавливал из себя эти слова.
— Я все-таки побил этого подонка, — сказал я, проходя мимо и пробираясь через толпу на причальной стенке. Хелен, думал я. Теперь Хелен должна мне все объяснить.
Мой автомобиль так и стоял под деревьями на том самом месте, где я оставил его двадцать четыре часа назад. Я выехал, минуя сверкающие белые отели, на главную дорогу. Под звуки автомобильных сигналов я вылетел на восточную полосу. И очень быстро оказался у знакомых ворот. Дул горячий, как из плавильной печи, ветер с пылью. Он заставлял покачиваться ветви зонтичных сосен у дороги. Я выскочил из машины на песок и поднялся к входной двери дома Хелен.
Она была открыта и хлопала под ветром. Я прошел прямо в гостиную.
Здесь на полу валялись книги. Кто-то содрал со стен картины с быками и одну из них надел на торшер. Телефонная трубка болталась на проводе. Я открыл ящик под баром, где она хранила альбом с вырезками из газет. Альбома не было.
Ветер был горячий, но меня зазнобило. Я побежал через комнаты, громко выкрикивая ее имя. Повсюду был разбитый фарфор и разорванные картины. На полу кухни полчища муравьев пробирались через рассыпанный сахар.
Наверху все выглядело так, будто здесь дрались дикие звери. В ванной комнате был полный разгром. Шкафчик под ванной был заперт. И это была единственная закрытая дверь во всем доме. Я открыл ее.
На внутренней стороне дверцы виднелись ярко-красные пятна. Сначала я подумал, что это кровь. Но это была не кровь. Это была губная помада цвета пожарной машины. И это были вовсе не пятна, а слова: «Март уезжай Англ Деке спроси Поул».
Я вспомнил ее лицо в машине, там, под деревьями. Она не предавала меня, а предупреждала.
Вихрем пронесся я по остальным комнатам и не увидел ничего, кроме разгрома. Мать Деке умирала в Ширнессе. Но если Деке объявится в Англии, его немедленно арестуют. Поэтому он не рискнет лететь в рейсовом самолете, да еще с Хелен.
Я повесил телефонную трубку на место, снял ее и услышал гудок. Потом набрал номер домашнего телефона Деке. Ответил женский голос с сильным испанским акцентом:
— Сеньора Келльнера нет. Он уехал в отпуск.
Это Деке напал на ее дом и забрал альбом. А сама она стала заложницей, чтобы держать в руках таких людей, как я.
Я вернулся в отель, позвонил Поулу. Он тоже уехал. Придется ловить его в Англии. И я заказал себе место в самолете компании «Иберия» через четыре часа. Потом отправился в Малагу, в больницу.
Генри выглядел очень постаревшим и худым. Он был под капельницей, а рядом стоял баллон с кислородом. Генри сказал:
— Мэри собирается забрать меня домой.
Я хотел бы повидать ее и занять у нее хотя бы малую толику ее непоколебимого спокойствия, но мне так много предстоит испытаний, что едва ли я смогу остаться спокойным. Я сказал, что все идет хорошо, и потрепал его по руке. Мэри в безопасности и за ним есть кому присмотреть. А в этом он сейчас нуждается. Разница между тем Генри, который шесть недель назад покидал «Саут-Крик», и этим была ошеломительной. Я посидел еще немного в этой антисептической тишине, слыша только далекое хлопанье дверей и журчание доносившихся откуда-то женских голосов.