В смысле, Белоснежка?!
Шрифт:
– Ну? Долго ещё? – нетерпеливо окликнула меня королева. – Или ты передумала? Зачем тянешь время?
Действительно: зачем? Я выдохнула, подняла руку…
– Майя!
Его не может быть здесь… Не должно, не… Я застыла. Сердце бешено заколотилось. На миг. Но этого оказалось достаточно. Крепкие руки обхватили мои плечи, отдёрнув от зеркала.
Глава 19. Перехитрила
Я
– Майя, что она тебе сказала? Как? Или… Он?
– Бертран, – простонала я. – Пожалуйста! Зачем ты мне помешал…
– Вот-вот, – проворчала Илиана. – Дай девушке принять решение самостоятельно.
Но Кот развернул меня к себе, обнял одной рукой, а другой приподнял лицо за подбородок, встревоженно всматриваясь в глаза.
– Майя… Не верь им. Ни ему, ни ей.
– Ты не понимаешь. Он запустит время. И моя дочка умрёт.
– Кто?
– Румпель.
– Он лжёт.
– Он говорит правду, Эрт, – скучающе заметила Илиана. – Рум никогда не угрожает, если не может исполнить угрозу.
Бертран бросил на мать злой взгляд, затем снова посмотрел мне в глаза.
– Майя, – прошептал хрипло. – Дай мне немного времени. Я кое-что узнал. Когда Румпель обещал запустить время в твоём мире?
– Через три дня.
– Я не буду просить все три дня, понимаю, что тебе нельзя тянуть до последнего. Но, пожалуйста, дай мне хотя бы два.
– Не могу, – простонала я, чувствуя, как веки щиплет слезами. – А если я не доберусь вовремя? Я не знаю, сколько времени у меня займёт переход из зеркала в мой мир…
– Вот именно, – мрачно отозвалась королева.
Бертран коротко выдохнул.
– Хорошо. Дай мне время до заката. Пожалуйста. Ведь, если ты сейчас шагнёшь в Зазеркалье, то не факт, что выберешься оттуда вообще, а не останешься созерцать через зеркало, как умирает твоя дочь. Вот только оттуда я тебя уже не смогу достать. И помочь тебе ничем не смогу.
– Хорошо.
Я зарылась в его камзол лицом. Прижалась, словно брошенный котёнок. Бертран подхватил меня на руки.
– Мама, – сказал зло и резко, – если ты её обманешь…
– То что?
Ох, как мне не понравился яд в её голосе!
– Ты будешь удивлена, – угрюмо сообщил он, направляясь к двери.
– Запомни, сын: девок у тебя будет много, а мать – одна!
Кот остановился, обернулся и серьёзно взглянул на неё:
– Лучше никакой.
И вышел.
Я положила голову ему на плечо, не в силах удерживать слёзы. Не всхлипывала, не рыдала, просто слёзы катились и катились, а я слишком устала, чтобы их останавливать.
Бертран внёс меня в комнату. Положил на постель. Расшнуровал корсет, снял платье. Я безвольно поднимала руки, когда нужно. Затем стянул многочисленные нижние юбки, оставив лишь одну сорочку. Когда он успел освободить меня от украшений, я не поняла. Провёл по волосам, наклонился и поцеловал. Нежно. Не в губы, нет: сначала в один глаз, потом в другой. Лёг рядом, подтянул к себе, обнял и набросил на обоих одеяло.
– Что он тебе сказал? – спросил тихо. – Я никогда не видел тебя настолько… сломленной. Ну, кроме угрозы запустить время.
– Показал. Я видела, как пытают человека… Как ему ломают кости… Как рвут сухожилия. Как клеймят и… Много всего.
Бертран вздрогнул, прижал меня крепче.
– Ясно. Ты раньше такого никогда не видела?
– Н-нет… А ты?
– Видел.
– Но ты же не… Пожалуйста, скажи, что ты не…
Он поднял брови и насмешливо взглянул на меня.
– Майя, ты серьёзно?
– Скажи.
– Я не. Не пытал. Не казнил. Не травил людей собаками. Не насиловал женщин. Не бросал детей на копья… Что ещё не?
Я всхлипнула, задрожала и разрыдалась. Он принялся нежно целовать, затем уткнул моё лицо в свою шею.
– Прости. Я идиот. Зачем он тебе всё это показывал?
– Он с-сказал, чт-то я – его к-кукла…
– «Ты должна быть послушной девочкой»? Вот это? «Ты – моя кукла, я в любой момент сдёрну тебя с руки», да?
Я уставилась на него.
– Откуда… Он… он и тебе так говорил?
– Нет, ну что ты. Я же говорю: я кое-что узнал. Нет, я всегда подозревал, что Румпель – сволочь, и что с ним нельзя заключать сделки. Но не знал, что настолько сволочь.
– Что ты узнал? – слабым голосом спросила я.
Мне стало легче.
– Думаю, что Анри убил Румпель. Я теперь в этом практически уверен.
– Зачем ему это?
– Видимо, решил, что тобой управлять будет проще. Может быть, сначала делал ставку на Белоснежку. Но сейчас он планирует её уничтожить.
– Ч-что? В каком смысле?
– Убить.
– Откуда ты знаешь…
– Я тут пообщался кое с кем… Этот кое-кто сам не понял, что рассказал, но я сопоставил факты. Румпель снова использует яд.
Приподнявшись на локте, я в ужасе посмотрела на него.
– Использу… ет?
– Да. Уже. С момента, когда ты её свергла, принцессу стали травить. Чтобы не было так очевидно – потихоньку. Но ты заметила, какая она в последнее время бледная?
– Я думала, она по отцу тоскует и… Господи… Как это ужасно!
Застонав, я снова прильнула к нему:
– Я не знаю, что мне делать… Совсем ничего не знаю. Мне так страшно!
– Тш-ш. Нас двое. Я всегда был один. А теперь нас двое. Мы что-нибудь придумаем. Может, арестуешь Белоснежку? Тюремную пищу готовит Беляночка, а она дама принципиальная. Её ни за что не убедишь подмешивать яд.
– А Румпель её подозревает…
Бертран криво усмехнулся:
– Я не удивлён. Он может подозревать кого угодно. Так что насчёт арестовать?
«Лучше бросить в темницу, а там… само получится» – зазвучали в голове слова Румпеля.