В состоянии необходимой обороны
Шрифт:
Наталья, покинув ванную, прошлепала босыми пятками по полу мимо меня, собрала разбросанные по ковру детали одежды и, целомудренно повернувшись ко мне спиной, проворно оделась.
– Оставалась бы так, – недовольно протянул я с кровати. Кажется, долее залеживаться уже не имело смысла, но я почему-то упрямо вставать не хотел, наоборот, одеяло еще больше натянул – до носа.
И только тогда Наталья, подойдя ко мне, присела на край кровати, погладила меня по голове и даже чмокнула в нос. Ох уж эти русские женщины! И когда они избавятся от идиотской манеры изображать не любовниц, а матерей!
Тем не менее я оживился и после нескольких безуспешных попыток склонить Наталью к чему-то большему,
Наталья вела себя как ни в чем не бывало – абсолютно спокойно и с достоинством. Очевидно, сам факт измены мужу ее не интересовал, и двигали ею какие-то неясные мне, чисто женские побудительные мотивы. С загадочной и нежной улыбкой она накладывала мне в тарелку жареную картошку с яичницей. (Терпеть не могу плотно завтракать – я же потомственный городской житель! Вот плотно ужинать – другое дело.) С одной стороны, такая жизненная позиция вызывала во мне уважение. Мне всегда казалось, что именно так должны были вести себя хорошие крестьянские девки в деревнях, еще не испорченных революцией, с еще не нарушенным патриархальным укладом. Любвеобильные, не бесстыдные и не пугливые, с характером ровным и сильным – не знаю, какие же для таких женщин должны сыскаться мужчины, тут ведь любой супергерой притихнет и почувствует себя нашкодившим мальчишкой. Странная тоже и мораль у этих женщин – стоит только посмотреть, за кого они выходят замуж, кого они любят, на что готовы пойти, – зачем они всю жизнь тащат на себе всех этих некачественных и слабосильных представителей в штанах? Силы, что ли, девать некуда? Надеюсь, что Наталья женщина уже довольно мудрая – возраст-то не девичий – и не строит на мой счет, жалкого полуинтеллигентишки, каких-то иллюзий? Неудобно может получиться…
Мы оделись, запахнулись в шуршащие плащи – погода, словно следуя за моим внутренним душевным состоянием, опять успела испортиться, и вообще, все эти смутные осенние полутона сегодня навевали тревогу. Знакомое ощущение – внутренний, ничем, казалось бы, не обоснованный мандраж. Начинается неожиданно, прекращается внезапно. Обычно ничего-таки не значит. В девяноста случаях из ста… Но иногда это и вправду предостерегающее от неприятностей предчувствие. Эх, научиться б еще отличать ложную тревогу от неложной…
Но вот шедшая впереди меня по лестнице Наталья никаких признаков беспокойства не проявляла. А ведь женщина! Не мне к ней соваться со своими предчувствиями, совсем как дурак буду выглядеть… Кстати. Надо было первому по лестнице спускаться, похорошему-то, по этикету – на тот случай, если барышня споткнется, чтоб успеть поймать… Неудобно получилось – чего это она мне дорогу прокладывает? Надеюсь, она не заметила такой моей небрежной невежливости.
Во дворе в ноздри мне ударил запах сырости и даже какой-то грибной плесени. В подворотне, что ли, наросло? Бедняга «Москвич»! Каково-то тебе под дождем! Не люблю я такого отношения к машинам. Старый отцовский «жигуленок» я и то на зиму обычно в соседский гараж загоняю. А то знаю я эти шутки – снегом накроет, мальчишки на крыше прыгать будут, а то и на санках скатываться – множество по весне в Москве появляется на свет божий таких «подснежников» – покореженных, с черным снегом на капоте, с выбитыми стеклами…
Мы сели в машину. Я повозился на сиденье, устраиваясь поудобнее. А все-таки родной «жигуль» мне был привычнее. Он был как продолжение моей собственной прихожей, и под ногами тот же резиновый коврик… А это сразу чувствуется – понтовая машина. С большой буквы Машина. Для имеющих чувство собственного достоинства… И пахло у меня в «жигуленке» по-домашнему, привычно. А тут… Я принюхался. А это что за запах?
Повернув ключ зажигания, я вдруг сообразил, что это такое могло быть. Как молния сверкнула у меня в мозгу, расколов его надвое.
– Беги! – заорал я Наталье, рывком распахивая дверь.
К счастью, упрашивать ее не пришлось – не такая она, оказывается, медлительная, как я думал…
Я выскочил следом, и не чуя ног мы добежали до лестницы в углу двора (двор наш стоит как бы в яме, потому с улицы, на наше счастье, в него спускается добротная каменная лестница) и даже успели пробежать один пролет вверх, когда «Москвич», изрыгнул из себя ядерный гриб пламени, теряя по пути с ним мелкие железные детали, и черные клубы дыма понесло в подворотню. Капец плесени, подумал я… Почему-то я вовсе не был испуган, – возможно, я просто пребывал в шоке. Наоборот, я был приятно возбужден и исполнен деятельной энергии. С некоторым даже эстетическим наслаждением я любовался догорающими остатками машины. На минуту я представил, что вместе с машиной могли бы догорать и мои останки, и возблагодарил – э-э… не знаю, кого точно я возблагодарил, не уверен. Чего мелочиться – за свое спасение я готов объявлять благодарность любому.
– Что это было? – спросила бледными, онемевшими губами Наталья.
– Ничего страшного, – сказал я, рисуясь, – всего-навсего маленькая бомба, не знаю точно, каков ее тротиловый эквивалент, это уж эксперты расскажут… Еще одна из неприятных неожиданностей, на каждом углу подстерегающих адвокатов… особенно если они берутся не за свои дела и пытаются справиться с мафией.
Зря я это сказал. Это было жестоко. В конце концов, я сам согласился ей помочь. Кроме того, воспользовался, так сказать, служебным положением… Она, наверное, сейчас чувствует себя одиноко и неуютно, как дворняжка зимой на остановке…
– Все нормально, – сказал я, устыдившись, – иди ко мне…
Обнимая ее за плечи, я гладил Наталью по волосам и соображал, какими должны быть мои дальнейшие действия, чтобы и дело двигать, и живота себя попутно не лишить…
– Ну-с, так. Как я понимаю, сегодня мы будем передвигаться по городу не самым удобным способом. А из-за машины не расстраивайся, считай, что нам повезло – мы живы… Кстати, в этом смысле и мужу твоему очень повезло. А то кто бы еще стал его спасать… Следовательно, с нами ничего не должно случиться. Права пока не имеем… Ну как, идти можешь, или вернемся, чаю примем?..
Мы шли по улице, держась за руки, как пионэры или какие-нибудь там неуловимые мстители, только весьма состарившиеся. От нашей одежды вкусно пахло дымом. И в этот патетический момент в кармане моего плаща заверещал мобильный телефон. Заверещал не что-нибудь, а «полет шмеля». Согласен, не такой я эстет, каким иногда люблю прикидываться, некоторые пошлые вещи меня тоже могут радовать…
Однако начало разговора мне вовсе не понравилось. Да и окончание не понравилось… А уж середина…
– Гордеев! – произнес в трубке противный гундосый голос, принадлежавший мужчине неопределенных лет. – Ты жив, гнида?
– Пардон, с кем имею честь? – ответствовал я, поднимая удивленно брови. Жаль, что собеседник меня в этот момент не мог видеть… Мое правило – не отвечать хамством на хамство. И не потому, что я такой воспитанный, а потому, что оппонента это гораздо больше злит!
– Слушай, хер! Я тебя предупреждаю – еще раз сунешься в это дело, всю сувалку потеряешь по самое не хочу!.. Сучку эту свою брось! Другую найдешь… – голос похихикал. – Короче, еще раз потянешься к таксистам – жизни своей будешь не рад, усек? Так что вали на скоростях домой, затаись и носу не высовывай, понял?