В Советском Союзе
Шрифт:
Через полтора месяца его отчислили за неуспеваемость.
Сдав постельное кастелянше, и забрав в деканате документы, Славка вышел на остановку.
Конец февраля.
Сияло солнце, текли ручьи. И в первый раз, за два месяца, он, словно очнувшись, подумал.
– А дальше, что?
– Вы, остановку спрашиваете, или улицу?
Славка воззрился на мужчину.
– Вы, только что, спросили – А дальше что? Вот я и пере…
– Я подумал!
Мужчина заглянул в Славкины глаза, улыбнулся и отошёл.
Юлька предложила
Вместе с ним сходила к коменданту общежития.
– Место в общежитии есть, но надо иметь прописку – объясняла комендант – Или пусть принесёт записку от Шмакова, с разрешением на временное проживание, пока не оформит городскую прописку.
– К Шмакову, просто так, не попадёшь – огорчилась Юлька – Надо записываться на приём по личным вопросам. А какой у тебя может быть личный вопрос, если ты не работаешь в институте.
В глазах у Юльки заблестели слёзы.
Славка сам чуть не расплакался, страдая от того, что страдает Юлька.
У старой девы дрогнуло сердце.
– Ладно, я позвоню Дарье Михайловне, она что-нибудь придумает.
Взяла трубку и набрала 3-43.
– Дарья Михайловна. Здрассьте! Ещё раз! Тут у меня молодой человек, не может устроиться на работу … прописки у него нет … – прикрыла ладонью трубку, и к Славке – Есть, где переночевать?
Славка замотал головой.
– Говорит, негде! … Хорошо! … Спасибо!
И положила трубку.
– Идите к Дарье Михайловне, в отдел кадров. Она ждёт.
Юлька запрыгала, хлопая в ладошки.
Дарья Михайловна, начальник отдела кадров, вышла из кабинета и, пройдя по коридору, зашла в женский туалет.
Под форточкой, у окна, закрашенного белой краской, курили две девушки.
– Галя! Вера! Я ведь просила: не курить в туалете!
И поперхнувшись, закашляла.
Загасив окурок, о подоконник, Галя распахнула створки окна.
– Ну что ты делаешь! Закрой! Я не хочу, чтобы за мной подглядывали!
Закрашенное, белой краской, окно женского туалета выходило на территорию института.
Галя закрыла окно, и девушки вышли.
Закрывшись в кабинке, и достав из кармашка юбки бумажную салфетку, задрала подол, и стянула трусы. Раздвинула ноги, и наклонившись над унитазом, и упираясь локтями в коленки, приподняла попу.
Нет, жопу!
Крупная была женщина!
Шумно лилась моча, вспенивая воду. Напрягая живот, и втягивая сфинктер, хотела выпустить газы без звука, но не сдержалась и громко запердела! Подтёрлась салфеткой, и вытерев ею же руки, оправила юбку, оглаживая бёдра.
Поправляя причёску перед зеркалом, сунула руку под мышку и, передёрнув плечом, поправила лифчик.
Не вымыв рук, вышла из туалета.
Дрочила хуй. Слюной, залупу Измазав, сунула в пизду, Он затыкал ей пальцем жопу, И щупал влажную манду. И позабыв, про стыд и горе, Она еблась, серел рассвет; Гандон болтался на заборе, И в окнах, с видами на море, Не отражался лунный свет
Дарья Михайловна – крупная женщина.
Крупная, во всех смыслах, этого слова: рост метр восемьдесят пять, широкие, необхватные бёдра, и круто выпирающие назад, булки ягодиц. Бюст, седьмого размера!
– Аэродром – говорил Альберт, покойный муж, когда, лёжа на ней и щекоча волосатой грудью соски, швыркал влагалище длинным, и толстым членом.
С мужем она прожила тринадцать лет.
Семейная жизнь – первая её тайна, тщательно, от всех, скрываемая.
Альберт работал сантехником.
И пил, пил, пил.
В сексе не было удовлетворения.
Муж быстро кончал, а излившись, отваливался и засыпал, не успев отвернуться к стене.
Поначалу страдала из-за этого.
Потом приспособилась.
Когда он засыпал, ласкала пальцем клитор, ещё не остывший от возбуждения, и тяжело дыша, прикусывала губу, чтобы не разбудить, стонами, мужа.
Три раза лежала в гинекологии.
Два раза, с кровотечением.
А в третий, с кровотечением, и разрывом заднего свода шейки матки.
Три раза он насиловал её.
С грубой, звериной жестокостью. Пьяный, с налитыми кровью глазами, зажимая ей рот рукой.
Она кричала, от боли, когда он насиловал её в первый раз.
В третий раз потеряла сознание, от болевого шока.
Он кончил, и отвалился. И уснул. Придя в себя, сама вызвала скорую.
Член профкома, член партии, она быстро продвигалась по карьерной лестнице. Выписавшись из клиники, пришла к парторгу и сказала, что будет разводиться.
– Ну что сказать? Разводись. Но по партийной линии, продвижения уже не будет.
Она подала заявление на развод.
Альберт умер через семь месяцев, от цирроза печени. С квартиры Дарья съехала, и жила в общежитии. После похорон, свекровь, жившая отдельно, с младшим сыном, инвалидом ДЦБ, предложила жить вместе. Нину Марковну, она называла мамой, и после развода. А свекровь относилась к Дарье, как дочери. Может быть ещё и поэтому, она так долго не могла решиться на развод. Свекровь не перенесла горя. Заболела, и через два месяца умерла. Дарья осталась, в двухкомнатной квартире, с инвалидом. Она не смогла нарушить обещание, данное свекрови: не отдавать Вениамина в дом инвалидов. Вениамин был безобидный, тихий. Особого ухода ему не требовалось. Только в ванне он не мог помыться сам, завязать шнурки на ботинках, да натянуть майку (или дашку). И говорил; заикаясь, и растягивая слова.