В спецслужбах трех государств
Шрифт:
После провала ГКЧП по указанию председателя КГБ России В. Иваненко началась волна разбирательств деятельности руководящего состава территориальных органов КГБ в автономных республиках, краях и областях. Масштабы проводимых различными комиссиями расследований о причастности должностных лиц территориальных органов КГБ к «антиконституционному перевороту 19–21 августа» охватывали Россию от Калининграда до Владивостока.
Вот несколько примеров проверок деятельности территориальных управлений. В Кемеровское управление 19 августа поступила подписанная Крючковым шифротелеграмма о создании ГКЧП для спасения СССР. Из центрального аппарата требовали «выполнять только распоряжения председателя КГБ СССР Крючкова». В то же время КГБ РСФСР указывал на необходимость выполнения указаний только Президента России Ельцина. «Признаться, мне, руководителю территориального органа в одном из самых политизированных регионов страны, назначенному на должность всего два месяца назад, было непросто принимать
Два десятка начальников краевых, областных территориальных управлений российского КГБ подверглись незаконным обвинениям и были уволены. Начальник УКГБ по Калининградской области застрелился. Степень их ответственности была различной: от абсолютно никакой до упреков в недоведении до личного состава телеграммы руководства КГБ России. Предлогом для увольнения в большинстве случаев послужило то, что руководители в областях объявили личному составу поступившие за подписью Крючкова шифротелеграммы о поддержке ГКЧП, но не довели до сведения содержание шифротелеграммы российских КГБ и МВД, которое принципиально расходилось с позицией союзного комитета. Такие случаи комиссиями рассматривались как свидетельство поддержки ГКЧП. Каких-либо незаконных действий со стороны уволенных лиц из числа начальников местных органов допущено не было, но они совершили промашку: не заклеймили позором гэкачепистов или не сделали заявлений в поддержку Ельцина. «Борису Николаевичу приветственную телеграмму с осуждением ГКЧП прислало даже Общество слепых из Свердловска, а вы, чекисты, не могли додуматься до этого?» — высказывал упреки бывший начальник свердловской милиции А. Фролов, назначенный заместителем министра безопасности по кадрам.
По Украине я не могу привести каких-либо примеров подобного отношения к руководящим сотрудникам КГБ, как это было в России. Коллектив КГБ Украинской ССР имеет право гордиться тем, что у разного рода проверяющих комиссий не было оснований обвинять республиканские органы безопасности в нарушении в дни ГКЧП действующего законодательства.
Глава пятая
Бакатин рушит КГБ и создает свою спецслужбу
В истории КГБ советского периода останутся действительно драматические страницы, когда после поражения ГКЧП началось сознательное и планомерное разрушение сложившейся в течение многих десятилетий системы государственной безопасности страны. Реформирование коснулось, прежде всего, пересмотра структуры и основных принципов деятельности советской разведки и контрразведки, а также важных оперативно-технических служб, достигших выдающихся достижений в электронной разведке.
В завершение формального существования КГБ вписал себя Вадим Викторович Бакатин — видный партийный реформатор, назначенный Горбачевым из своего ближайшего окружения председателем КГБ СССР для окончательного развала, демонстративного уничтожения, или, как он выражался, «избавления» от КГБ. Бакатин признавался, что предложение возглавить КГБ СССР, где его «ожидали одни неприятности и беды», было самым крутым и непредсказуемым поворотом в его жизни. После руководства двумя областными комитетами Коммунистической партии в городах Кирове и Кемерово он неожиданно (был далек от специфики работы в правоохранительной сфере) назначается министром внутренних дел СССР. По его словам, также неожиданно, но закономерно через короткое время был уволен с этой работы «по настоянию национал-патриотов, Политбюро и КГБ». Как вспоминал Бакатин, пребывание в должности председателя КГБ, «толком не начавшись, закончилось вместе с концом Союза». Трудно сказать, было столь ли неожиданным его увольнение с должности министра внутренних дел. Для Горбачева частые перестановки руководителей МВД являлись, скорее, закономерными: за шесть лет пребывания у власти он сумел сменить пятерых — Федорчука, Власова, Бакатина, Пуго, Баранникова. При Ельцине эти кратковременные закономерности превращались в общий закон: чем эффективнее начинали работать разведывательные и контрразведывательные спецслужбы, чем ближе подбирались к преступным правительственным верхам или акулам бизнеса, тем быстрее провозглашались «спасительные» реформы и замена руководящего состава.
В конце ноября 1991 года, передав председательскую булаву Е. Марчуку, я выехал в Москву, чтобы определиться в своей дальнейшей жизни. Еще существовал СССР. После провозглашения независимости Украины я, как и весь украинский коллектив спецслужбы, продолжал оставаться в кадровом подчинении союзного КГБ. Такая неопределенность касалась многих сотрудников, которые хотели покинуть Украину или, наоборот, вернуться сюда в новое государство. Впрочем, таких желающих из числа украинцев было немного. Вариантов остаться на жительство в Киеве у меня не предвиделось. Вождей незалежной
По ряду личных причин я принял решение уйти в отставку. Время было настолько сложным и противоречивым, что хотелось сменить обстановку, потому что я в последние два-три года постоянно находился в стрессовой ситуации. К тому же в Москве продолжались поиски пособников гэкачепистов, а в Киеве — «врагов демократии и зарождающейся украинской самостийности». Я не знал, какие официальные отзывы или досужие домыслы могли сопровождать меня вдогонку из Киева в тогдашней обстановке, когда по уголовным делам продолжались прокурорские расследования, «как вел себя и чем занимался 19–21 августа». Я был готов за свои принимаемые действия в августовские дни отвечать с чистой совестью, но все-таки какие-то внутренние, скорее интуитивные, опасения сохранялись. Вдруг кто-нибудь из моих щирых украинских друзей поступит, как в известном анекдоте, когда большей радости в жизни не бывает, если у соседа «корова сдохла или хата сгорела». Словно в воду глядел. Действительно, даже среди депутатского корпуса в мой адрес начинали раздаваться голоса, что я вывез в Россию из незалежной Украины важные государственные секреты. Видимо, это национальная особенность, когда в отношениях проявляется скандальность, подозрительность, зависть, придуманная разоблачительность. Очень часто в политической жизни, наверное в патологической наследственности, бытует, что когда уходит (или его уходят) руководитель, то за ним следом появляются сплетни, слухи, мелочные разборки, вытекающие из непорядочности мелких людей.
В КГБ СССР к руководству пришли новые люди, которых я раньше не знал. Из членов прежней Коллегии Комитета или заместителей Крючкова на службе в органах безопасности никого не осталось. Признаюсь, что в те дни мое психологическое состояние приближалось к подавленному и депрессивному. Я возвращался в Москву и не узнавал столицу — так кардинально изменилась столичная жизнь. Спасало постоянное общение и дружеская поддержка двух моих коллег — Александра Бабушкина и Геннадия Мартынова (помощника Чебрикова по пограничным вопросам). А в остальном у меня ни московской прописки, ни работы, ни квартиры или дачи не было.
Тогда я впервые почувствовал себя в известной степени в одиночестве, ощутил, что за время моего почти пятилетнего пребывания на Украине много воды утекло. Даже внешне изменились ранее существовавшие в КГБ порядки: в здании, где располагались режимные этажи с кабинетами руководства и куда без специального пропуска не могли пройти оперативные сотрудники, бродили иностранные журналисты, какие-то бородатые и непричесанные личности без галстуков и в джинсах. Сотрудники КГБ даже в глубинке не разрешали себе подобных вольностей во внешнем облике.
В Москве я встретился с Бакатиным. С ним предстояло решить вопросы моего увольнения или продолжения дальнейшей службы в органах госбезопасности. Он демонстрировал себя как политик государственного ранга, стремился быть на виду, делал многочисленные и зачастую противоречивые заявления средствам массовой информации, что не свойственно руководителям спецслужб. Бакатин проводил встречи с иностранными послами, зарубежными делегациями, принимал в своем кабинете скандальных диссидентов, ранее выдворенных за антисоветскую деятельность из страны, а также уволенных за дискредитацию органов госбезопасности сотрудников. Стены председательского кабинета украсил собственными картинами. Я не знаток живописи, но мне нравились его пейзажи. Он неплохо рисовал, и в этом деле, мне кажется, его ожидали несомненные успехи, но не на поприще руководителя госбезопасности.
Бакатин посоветовал мне с учетом опыта и возраста не спешить с увольнением, продолжить службу, а за время отпуска, в котором я не был последние два года, обещал подобрать мне должность.
Я остался на несколько дней в Москве. У моего сына ожидался семейный праздник по поводу дня рождения годовалого внука Паши. Совсем недавно, в дни объявления ГКЧП, они были у меня в гостях в Киеве, но видеться практически не пришлось. Когда я пишу эти строки, у меня снова настоящий праздник: Павел, поступивший в МГУ на факультет высшей математики и кибернетики, закончил отличником первый курс. На подобные факультеты, как известно, без знаний, по знакомству или протекции в студенты не зачисляют. Своими склонностями он пошел в отца, который заканчивал факультет теоретической и экспериментальной физики Московского инженерно-физического института. Стал студентом и его младший брат Илья: поступил в МИФИ на факультет автоматики и электроники.