В спецслужбах трех государств
Шрифт:
Ликвидация СССР явилась свидетельством невиданного перерождения и предательства правящей элиты, которая в процессе провозглашенной демократической перестройки осуществила постепенное реформирование советского государственного строя с целью реставрации капиталистических отношений. Республиканские партийные лидеры прикрывались коммунистическими фразами, словно фиговым листком, в своем стремлении захватить власть на местах и поделить собственность.
Слабоуправляемые экономические реформы привели к зарождению бандитского капитализма, мелкобуржуазной стихии, выдаваемых за внедрение рыночных отношений. Страна к этим изменениям не была подготовлена. Президент Горбачев выбрал программу академика Шаталина — решительный и быстрый переход к свободному предпринимательству. А в то же время милиция гоняла старушек, продающих зелень с собственного огорода.
По словам Валентины Шевченко, реформы
На Украине политическая обстановка была такой: конституционным правом на создание самостоятельных политических партий воспользовались десятки оппозиционных общественных объединений. Таким партиям уже нельзя было давать установки, они не прислушивались к голосу ЦК КПУ Когда увидели националистическую суть их деятельности, то официальная линия руководства ЦК стала направляться на снижение их активности, уменьшение возможностей влияния на население, компрометацию лидеров новых политических партий. Пока разбирались с явлением многопартийности, поняли, что оппозиционеры тоже хотят порулить в республике — ситуация становилась все больше, как и в целом в стране, напряженной и неуправляемой. Политбюро ЦК КПУ для открытой дискуссии с оппозиционными кругами, Рухом снарядило на республиканское телевидение ведущего апологета партии Кравчука, который не сумел или не захотел отстоять коммунистические идеалы и принародно проиграл. Более идейно подкованных партийных идеологов в ЦК не нашлось, свидетельством чего послужило последовавшее выдвижение Кравчука вторым секретарем ЦК КПУ, ведающим всеми идеологическими и пропагандистскими задачами в партии.
Многие из партийных функционеров на местах не были готовы к крутым идеологическим и экономическим поворотам, боялись прямых встреч и дискуссий в народных массах, плелись в хвосте событий; другие же спешно перестраивались, перекрашивались, становились перебежчиками в другой лагерь. Такие группы партийных перерожденцев, политических карьеристов и способствовали разрушению СССР.
Наверное, в любом демократическом государстве многопартийность — позитивное начало и идет на пользу, если появляется здоровая оппозиция действующей власти. Возникшие новые партии с молодым задором начали бороться за обладание политической властью и становились в жесткую оппозицию к Советам и КПСС. Но и сам партийный аппарат ЦК и союзных республик стал больше походить на бюрократическую организацию с бесконечными кадровыми перетрясками, коррупцией, взяточничеством, идейным перерождением немалого числа руководящих работников. Он даже не смог противостоять клеветническим кампаниям, отстоять свое достоинство, так как привык, чтобы за него годами боролись КГБ и другие силовые органы.
Реформируя законодательную власть, руководство наивно надеялось, что хотя Коммунистическая партия перестала быть монопольной властной структурой, но будет способна и дальше удерживать за собой правящие рычаги власти. В результате ослабления позиций КПСС в стране сложилось неустойчивое соотношение между так называемыми реформаторскими и консервативными силами, что усугубляло политический и правительственный кризис.
«Цель перестройки — теоретически и практически полностью восстановить ленинскую концепцию социализма», — провозглашал Горбачев. Но в действительности политика перестройки приводила к другим результатам, далеким от восстановления социалистических устоев, когда стали меняться формы собственности, вводиться не регулируемые государством рыночные начала. Щербицкий по этому поводу грустно заметил: «У нас в стране если маятник качнется в одну сторону, то, словно строительная баба, крушит все подряд». Ельцин, как бы продолжая строительную терминологию, отмечал, что не ясно, как Горбачев видит перестройку нашего дома, из какого материала предполагает перестраивать его и по каким чертежам. По-своему был прав Пуго, который образно сравнивал перестройку с тайгой: сверху шумит, а внизу тихо, только шишки падают.
Принимались многочисленные, в большинстве своем правильные решения, но далекие от конкретики, и потому их исполнение проваливалось на местах. А в это самое время Горбачев мастерски делал обтекаемые заявления. По его словам, быть в этот период коммунистом — значит, прежде всего, быть последовательным демократом и ставить на самое первое место общечеловеческие ценности. Мне вспоминается, как
В событиях тех дней органы госбезопасности отмечали любопытную тенденцию. Она касалась отношения Запада к проводимой перестройке и личности самого Горбачева. Всем было ясно, что горбачевские реформы приводили к коренным изменениям во внешней и внутренней политике, во многом отвечающим или совпадающим с позицией западных стран, которые критиковали нас за отсутствие демократии и попрание прав человека. Но со стороны иностранных спецслужб масштабы враждебных акций против СССР не уменьшались, а все больше возрастали. Американские спецслужбы, в отличие от советских, оказались дальновиднее; на несколько лет вперед они рассчитали и распланировали, поставили себе ясные конечные цели: «…сделать горбачевские реформы необратимыми, использовать перестройку в качестве рычага для изменения советской системы в нужном направлении». Для достижения этого США отказывались поддерживать Союз до тех пор, пока Горбачев не осуществит ломку социально-политических и экономических основ своего пролетарского государства. ЦРУ США не скрывало, что с момента появления
Горбачева в ЦК КПСС оно с особым энтузиазмом отнеслось к этой личности. Директор ЦРУ Р. Гейтс откровенничал, что американская разведка многое знала о советском лидере и сделала для себя соответствующие выводы; при этом противники Горбачева из консервативного лагеря утверждали, что он и его сподвижник Яковлев являлись агентами ЦРУ. «Они оными не были. И это хорошо. Вряд ли мы смогли бы столь усердно управлять ими для разрушения советской империи», — отмечал глава ЦРУ По словам посла США в Москве Страуса, Горбачев «складывал подарки у наших ног», делая американцам уступку за уступкой.
Руководителю своего аппарата Болдину Горбачев рассказал о состоявшемся в Вашингтоне между ним и Дж. Бушем «откровенном и доверительном» разговоре, смысл которого заключался в том, чтобы «очертить перспективы перестройки». По свидетельству Болдина, Горбачев несколько раз просил личных посланников, направляющихся в Вашингтон, передать президенту США Дж. Бушу дословно следующее: «Договоренности в машине остаются в силе, и он будет следовать их выполнению до конца». Видимо, в ту поездку Горбачев принял на себя какие-то особые обязательства.
Крючков имел основания отмечать, что «Горбачев стратегически был полностью ориентирован на Буша». Это просматривалось в его поведении, беседах с работавшими рядом с ним приближенными лицами. «Буш — влиятельный политик. Надо держать курс на него». Попытки ближайшего окружения насторожить Горбачева в отношении политики США встречали возражения и аргументы вроде: «Буш не подведет. Да и меня не обманешь».
В стране росло недоверие к главе государства.
В 1989 году Политбюро ЦК КПСС решило рекомендовать Валентину Шевченко председателем палаты национальностей Верховного совета СССР. В личной беседе с Горбачевым она категорически отказалась от предлагаемого союзного государственного поста. На вопрос Щербицкого (он считал необходимым представительство Украины в законодательной власти СССР), в чем причины отказа от высокой должности, Шевченко ответила: «Владимир Васильевич, я не верю этому человеку». Щербицкий в ответ: «Что ж, может быть, Вы и правы. Ми ще зазнаемо з ним лиха…»
Так начали распознавать суть Горбачева. Как-то во время его выступления на Съезде народных депутатов СССР молодая житомирская ткачиха Ванда Венгловская, народный депутат СССР, наклонилась ко мне и произнесла: «Выступает предатель, он погубит всю страну». Я в ответ резко: «Замолчи, Ванда». И в последующем она еще не раз замечала в речах Горбачева предательские и ревизионистские нотки, которые я не мог улавливать. Может быть, это природное свойство только женской логики и тонкость женской психологии.