В споре со временем
Шрифт:
Ребята много рассказывали о своей школе. Называли сами себя мушкетёрами, причём Атосом был Саня, Портосом - Кока, а Кирилл был Арамис.
В их разговорах постоянно фигурировали герои из самых различных литературных произведений, античные боги, исторические личности. Все трое казались мне всезнайками.
Я столько и с таким увлечением говорила дома о своих новых знакомых, что мама предложила пригласить их всех к нам как-нибудь в гости.
7 ноября вечером к нам пришли Саня, Кока и Кирилл и ещё трое девушек студенток нашего университета. Играли в "фанты"
Перед тем как сесть за стол пить чай с маминым угощением, мы все мыли руки в нашей маленькой комнате. Мне сливал из кружки Саня. Тут же сказал: "А ведь ты очень хорошо играешь на рояле".
Маме понравилась вся компания, но больше всех Кирилл, пленивший её выразительными грустными глазами. Ему и на самом деле жилось не весело. Мать его была долго и тяжело больна и вся забота и о ней и о младшей сестре Наде - ныне известном композиторе - лежала на плечах Кирилла.
Через десять дней - 17 ноября по поводу дня рождения бывшей одноклассницы наших "трёх мушкетёров" студентки биофака Люли Остер устроили новую вечеринку. Там меня познакомили с Лидой Ежерец. Подведя меня к ней, Кира сказал очень значительно: "Наташа, это же Лида". Мы уже много слышали друг о друге. Кирилл говорил ей обо мне с удивлением: "Ты понимаешь, она совсем как мы" - и это было высшей похвалой.
Конечно, мне и в голову прийти не могло, что в 1956 году я получу от Солженицына такое письмо:
"Сегодня - ровно 20 лет с того дня, который я считаю днём окончательного и бесповорот-ного влюбления в тебя: вечеринка у Люли, ты - в белом шёлковом платье и я (в игре, в шутку - но и всерьёз) на коленях перед тобой. На другой день был выходной - я ходил по Пушкинскому бульвару и сходил с ума от любви".
В тот же самый вечер Саня Солженицын решает написать исторический роман. А на следующий день - обдумывает его. Я представляюсь ему одной из героинь, которая будет носить звучное имя Люси Ольховской...
В тот год я больше дружила с Кокой. В зимние каникулы он научил меня игре в шахматы, а летом - кататься на велосипеде. Из велопохода по Военно-Грузинской дороге даже написал мне письмо, которое по шутке почты не дошло... Саня мне в ту пору ничего не говорил о своём чувстве. Оно вдохновляло его на стихи. В нём он признавался своему дневнику...
Когда мы были на втором курсе, в университете открыли школу танцев. Оказалось, что из всех нас записались двое: Саня и я. Что же удивительного, что мы стали танцевальной парой?..
На университетские вечера мы тоже стали приходить вдвоём с Саней и танцевали на них только друг с другом. Саня заходил за мной и обычно ещё слушал мою игру на рояле. Помимо вещей, которые я разучивала, я часто играла ему, помню, "Серенаду" Брага.
Мне было хорошо так. И не хотелось никаких перемен...
И вдруг 2 июля 1938 года Саня признался мне в любви. Говорил о том, что в своей будущей жизни видит меня с собой всегда рядом. И... ждал ответа.
...Было ли то, что я чувствовала к Сане, любовью?.. Той, ради которой готов забыть всё и всех и очертя
Но в то время жизнь моя была столь многообразна, что Саня, казалось мне, не мог заменить мне всего, хотя и значил для меня очень много. Мир для меня не заключался в нём одном. А что-то надо было решать, говорить тотчас же. И я уронила голову на скамейку, спрятавшуюся в чаще деревьев театрального парка, и заплакала...
Потом было 5 июля. Концерт известной тогда певицы Тамары Церетели в Первомайском саду. Саня, сдержанный, подчёркнуто вежливый, молчаливый.
Значит, всё кончилось?.. И вдруг всё вокруг перестало казаться привлекательным. Только бы осталось то, что было!.. Ведь я без этого не могу. Я хочу, чтобы так было всегда! Так, значит, это... любовь?
И через несколько дней я, всегда раньше сдержанная в словах и действиях, написала Сане записку, что люблю его.
И всё осталось... Но не совсем так, как было... Постепенно в наши отношения вошло много нежности и ласки. Всё трудней было расставаться после свиданий, всё тягостнее - не давать воли своим желаниям...
Или соединиться или расстаться - так стало казаться мне. И я предложила, снова в письме, последнее. В ответ Саня отдал мне письмо, которое, оказывается, у него было давно готово.
Он писал, что не мыслит себе меня в будущем иначе, как своей женой. Но боится, что это помешает его главной жизненной цели. Чтобы добиться такого успеха в жизни, на который он рассчитывает, надо... закончить МИФЛИ и как можно скорее; а я тем временем должна кончить консерваторию... Это потребует большой концентрации нашего времени. Но "время может оказаться в опасности" из-за тысячи всяких мелочей, которые неизбежны в семейной жизни. Эти мелочи сгубят нас прежде, чем удастся "расправить крылья". Время! Вот как коротко можно сформулировать основное препятствие к тому, чтобы нам тотчас пожениться. Саня растерян, поэтому и сам мучится.
Перечисляя всё то, чтo не даст нам "успеть расправить крылья", Саня назвал "ещё одно потенциальное приятно-неприятное последствие...", имея в виду ребёнка.
По этому вопросу взгляды Солженицына неоднократно менялись. В тюрьме он жалел, что у нас нет детей. А позже был долгое время убеждён, что людям "с большими задачами" нужны не физические, нужны "духовные дети".
Тогда, в 39 году, мы сговорились на том, что поженимся через год, в конце IV курса.
Саня уже стал студентом МИФЛИ. Теперь он не имел права терять ни минуты. Даже поджидая трамвай, он вынимал из кармана и перебирал самодельные карточки, на которых с одной стороны значилось какое-нибудь историческое событие или лицо, а на другой - соответствующие им даты. Бывало, перед началом концерта или кинофильма я по тем же бесчисленным карточкам спрашивала у него, в какие годы царствовал Марк Аврелий, когда был введён эдикт Каракаллы и многое в этом роде или - латинские слова и выражения, тоже по таким же карточкам.