В стародавние годы
Шрифт:
— Горислава! Кто больше меня может пожалеть тебя? — воскликнул Любомир и бросился к ней, но что-то тонкое, нежное, прозрачное, как туман, обвило его; он упал на траву и потерял сознание…
Ростислав замолчал.
— Разве это конец песни о Гориславе? — спросил Никита. — Или ты прислушиваешься, не слыхать ли разбойников?
— Нет, все тихо, и песню гусляр действительно на этом окончил. Но настоящий конец ее был такой. Гусляр, конечно, пел о себе самом, и одной из моих сестер так жаль его стало, что она упросила родителей оставить его погостить. Все мы скоро к нему привыкли, сестра его полюбила, родители охотно дали свое согласие на брак,
— Так-то, братец мой, значит, кончилась песнь о Гориславе, — сказал в заключение Никита. — Скоро и наш путь уже кончится. Кажись, довезли мы на этот раз и товары свои, и головы в целости. Вон уже и кресты киевские вдали блестят.
Действительно, вдали на розовом утреннем небе блестели маленькими точками кресты киевских храмов. Уже рассвело, дождь прошел, вставало солнце. И как все изменилось со вчерашней ночи! Купцы плыли по той же реке, те же леса стояли на берегах, но и Днепр был не так мрачен, и леса не так угрюмы. Темные воды Днепра тронулись серебром и розовым светом; то тут, то там всплескивали рыбы, ныряли острокрылые белые чайки.
Лес уже не казался темным приютом разбойничьих шаек. Это был прекрасный, величественный березовый лес, отражающий в темной воде свои белые, мхом покрытые стволы. Это был лес живой, полный птичьего щебетания и таинственного шелеста.
Чем выше поднималось солнце, тем ярче и радостнее становился общий колорит. Подкрепившиеся коротким сном купцы весело разговаривали о благополучном окончании своего путешествия.
— Только, братцы, как к Киеву подъезжать станем, нельзя зевать, — учили старые, опытные торговые люди. — Тут и всегда много разных воровских людей было, а теперь, в последнее время, при Святополковом княжении, и не счесть, сколько этого подлого племени развелось. Так вот и станут между наших людей воровские ялики шмыгать; и на пристани беда, и между носильщиками половина разбойников. Ограбят, обидят, а суда ныне не найдешь правого.
А солнце поднималось все выше, и все прекраснее становились и березовые леса, и днепровские воды. Все ярче загорались киевские кресты, и все большей отвагой и надеждой на лучшее будущее наполнялись сердца новгородцев.
— Как прекрасен Божий мир! Какое счастье жизнь, — проговорил Ростислав. — Знаешь, Никита, когда так ярко блещет солнце, мне кажется, что все дурное происходит только от темноты. Просветлеет ум человеческий — и согреется сердце его. Не будет ссор и браней людских, не будет убийств, не будет Святополка, настанет время, когда воцарится князь великий, который скажет миру: «Довольно крови, да будет в мире мир!».
По прибытии в Киев Ростислав выполнил поручение старца Григория. А старец Андрей, которому он сообщил весть о скором выступлении Ярослава, от всей души произнес:
— Дай-то Бог скорей быть князю любимому в Киеве!
XI
В Киеве шел сильный осенний дождь, на киевских улицах стояли лужи. По одной из улиц торопливым мелким шагом, осматриваясь часто по сторонам, направлялся к отцу Анастасу патер Фридрих. Анастас не разделял русских чувств отца Илариона, Горисвета и других тогдашних лучших русских людей. Для последних было ясно, что если Святополк утвердится на великокняжеском столе, Русь подпадет под власть Болеслава, и они опасались этого, как и подпадения Руси под власть папы. Иларион ясно видел те уклонения от истинного христианства, какие вели папы, хотя тогда разделение церквей еще не состоялось.
Не отрицал этих уклонений и Анастас, но он готов был примириться с ними, потому что хотел во что бы то ни стало не допустить готовившегося разделения церквей. Он видел в польском князе Болеславе человека, который, по его мнению, мог содействовать примирению константинопольского патриарха с папою, и потому готов был отдать Русь Болеславу. Он сошелся на этой почве с Рейнберном и патером Фридрихом и оказался в числе сторонников Святополка. Последнего только он старался все-таки сдерживать от убийств и казней. В Киеве знали и помнили, что Анастас оказал услугу Владимиру Святому при взятии Корсуни, и потому Анастас пользовался влиянием. Митрополита Михаила Грека Анастас убедил в верности своих взглядов.
Патер Фридрих торопился к Анастасу по важному делу. Он получил в этот день известие из Новгорода от тамошнего латинского патера, что Ярослав выступает походом на Киев. Патер Фридрих хотел посоветоваться с Анастасом по этому делу и просить его употребить все свое влияние, чтобы с выступлением Святополка из Киева в поход на Ярослава народ не восстал против Святополка. После продолжительного совещания с Анастасом патер Фридрих вернулся домой, где застал Якшу.
— Что же мы будем делать? — обратился он к Якше.
— По счастью, — ответил Якша, — недалеко от Киева полчища печенегов. Они подошли, потому что их князьки хотят вступить в переговоры со Святополком. Святополк послал уже к ним Горясера, обещая исполнить все их желания, но с тем чтобы они помогли ему в борьбе с Ярославом.
— Но можно ли на них полагаться? И не верю я, чтобы они пришли только для переговоров.
— Конечно, не для приятных и не для выгодных для нас переговоров, и так как у них требования большие, то и пришло их много, целые полчища. Зная, что Святополк ожидает нападения со стороны Ярослава, они, вероятно, потребуют, чтобы им были возвращены земли, которые отвоевал у них Владимир. Нам надо на это согласиться, тем более что нам необходима теперь их помощь.
— А посланы ли гонцы к князю Болеславу?
— Святополк уже послал к нему гонцов, вечером пошлет к Клотильде, а завтра утром к Рейнберну. Они посылаются разновременно на случай, если один изменит, а другой погибнет, чтобы известие было доставлено третьим. Но я думаю, что ввиду ссоры Болеслава с князем нам теперь трудно надеяться на помощь со стороны Болеслава и потому надо особенно дорожить печенегами.
— Признайся, Якша, — сказал в ответ на это Фридрих, — что ты виделся с гонцами печенежских князей.
— Да, я видел их, — смутившись, сказал Якша.
— И они тебе привезли хорошие подарки.
— Какие подарки?
— Да я уж знаю.
— Да, привезли. Я могу и с тобой поделиться кой-чем!.. Ты, пожалуйста, не думай обо мне чего-нибудь дурного: я верный слуга Святополков и не потому говорю о необходимости уступить печенегам, что получил от них подарки. Таков обычай: без подарков…
— Хороший обычай, — сказал насмешливо патер Фридрих, — пожалуй, ты и прав в том, что на Болеслава теперь надеяться нельзя и что надо сторговаться с печенегами.