В сторону света
Шрифт:
Незнакомка втащила сумку и с трудом опустила ее в рундук. За нею вошел мальчик лет десяти и окинул купе шаловливыми детскими глазами.
Кто это у нас тут? – нараспев спросила Марья Васильевна, склонившись над пареньком.
Мальчик смутился от огромного количества ласки, которую тетя умудрилась вложить в отдельно взятый вопрос. Он боязливо прижался к маме.
– Ты что же, сынок? – спросила улыбаясь та. – Скажи-ка, как твое имя?
– Женя, – пробубнил себе под нос мальчишка.
– А, Женечка! – воскликнула Марья Васильевна с такой радостью, будто она выиграла в лотерею автомобиль. – А маму твою как зовут?
– Аня, – с большей
Что-то зашипело под вагоном, поезд дернулся, перрон поплыл мимо засиженного мухами окна. Молодая мама взялась за пакеты, раскладывая на столе дорожную снедь, Марья Васильевна продолжала допрашивать ребенка, студент листал книгу.
Дверь купе опять побеспокоили, но уже не робко, а по-хозяйски развязно. Она скрипнула и покорно откатилась влево. На пороге обозначилась фигура в проводницкой рубахе. Если бы эта вагонная братия соблюдала диету, то пассажирам можно было бы провозить более тридцати шести килограммов ручной клади. Теперь же проводнице пришлось боком протиснуться в дверной проем, и она сразу же заполнила собой купе:
– Билеты! – процедила железнодорожная дама сквозь зубы, приведя в движение свои подбородки…
Попутчицы быстро нашли общий язык. Анна была так мило глупа, что Марья Васильевна могла говорить что угодно и все это в равной степени воспринималось с восторгом. У молодой мамы была отрадная черта – она умела слушать. Марья Васильевна просветила новую подругу по текущим событиям в Кремле, заодно рассказала о кулинарных рецептах, объяснила, почему Россия многие годы не может выбраться из кризиса. Анна впитывала информацию и кивала. Евгений забрался на верхнюю полку и высунул голову в окно. Мама забыла о нем. и мальчишке было по-настоящему хорошо. Дмитрий радовался тоже, ибо его оставили в покое, и он мог вполне уйти в цветной книжный мир.
Темнело. Поезд делал небольшую передышку у маленькой станции, сохранившей колорит прошлого века. Женщины третий раз ужинали, громко звеня плошками и чашками. Женя пытался очистить апельсин, распространяя по купе аромат благородного фрукта. Марья Васильевна кромсала мягкий от жары сыр и рассказывала о своих заграничных поездках. Впрочем, любой другой человек, кроме Анны, мог бы поднять ее на смех – судя по ее рассказам, говорливая дама вряд ли когда-либо выезжала дальше Украины или Казахстана. Однако молодая женщина слушала все с тем же покорным вниманием и трепетом.
Студент отложил книгу и уставился в окно. По перрону гордо вышагивал дембель в парадной форме. Погоны его были обшиты белой ниткой, на груди болтался неуставной аксельбант, китель звенел кучей пестрых значков. Хотелось крикнуть ему вслед что-нибудь едкое, спросить, из каких войск выпускают в таких петушиных нарядах. Дмитрий захлебнулся в собственных чувствах и вспомнил свой ДМБ. Тогда поезд увозил его от проблем, но привез в еще более сложную жизнь.
Снизу дополз запах сыра Марьи Васильевны. Она продолжала трапезу, умудряясь при этом рассказывать об индийской моде и качестве тамошних тканей. Дмитрию вспомнился первый месяц службы. Две недели подряд солдат пичкали тухлой капустой. Женщина в «афганке» на глазах у всего строя кормила своего пуделя пончиками в сахарной пудре. Прапорщица возглавляла кухню и часто не могла сама осилить то, что привозила себе к чаю. Восемьдесят новобранцев в унисон чавканью собаки глотали слюни. Восемьдесят человек желали стать этой белой породистой дворняжкой. Восемьдесят человек ждали, когда им позволят стать людьми…
Из окна пахнуло ночной прохладой, поезд летел, будто освежившись после жаркого дня. Марья Васильевна, удовлетворенная беседой и быстро пролетевшими часами, спала. Анне снились Китай и Индия, куда она определенно решила съездить с мужем следующим летом. Евгений зарылся в куцую подушку и тоже грезил – о своих взрослых временах.
Дмитрий бесшумно рухнул вниз и вцепился в оставленный на столе сыр. Он тихо рычал, глотая его вместе с оберткой, давился, а по подбородку текла жадная слюна…
Товарищ капитан, у меня сессия… с понедельника
Часть первая
Вчера сдали первый экзамен. Рассуждали об Аграновском и Кише. Пили пиво и кофе. Курили и пели. К часу потекли на свежий воздух. К утру находили себя у отопительных батарей.
***
Солдат проснулся рано. Рядом валялись книги и шпроты. Стакан с водой прилип к крышке стола. Перевернутое варенье распространяло по комнате запах дома и тепла. Эстеты дрыхли вповалку.
– Сегодня парко-хозяйственный день, – заявил воин, тормоша за плечо сладко спящего Макса. – Ты моешь посуду, мы с Тараканычем займемся остальным.
***
Макс был в состоянии крайнего возбуждения. Его маленькое кривое лицо по обыкновению розового цвета сейчас вобрало в себя всю гамму пурпурных оттенков. Раскосые глаза рассыпали вокруг искры, тонкие злые губы обнажали маленькие прокуренные зубы.
– Да какого черта ты здесь солдафонить начал! – кричал он, и в этой фразе сливалось воедино все присущее его натуре пренебрежение к окружающим.
Тараканов, вечно воспринимающий действительность через завесу сна, почесывал мятый затылок и кивал головой.
– Зачем со своими законами в чужой монастырь? – дополнял он вскипающего Макса.
Часть вторая
День, окончательно изрезанный суетой, спешил покинуть Свободный. На поселок прессом неуклонно ложилась ночь. Скрашивая убогость облезлых домов, она заглядывала в окна и шумела последним альбомом «Агаты Кристи», который весь вечер гонял у себя дома упившийся в зюзю старший прапорщик запаса. Город-тюрьма с ироничным названием Свободный прожил и выплюнул еще один день, и медленно, со столичной важностью приготовился ко сну. Редкий гражданский, словно перебежками, пересекал улицу, и она опять приобретала свое безлюдное состояние.
В местной прокуратуре служило четверо солдат срочной службы. Один из них – водитель, который с утра уходил в автопарк, а вечером возвращался уставший, пахнущий бензином и мазутом. Трое других срочников работали в конторе, в любое время суток готовые выехать на место происшествия и помочь следователю выполнить необходимые процедуры.
В этот вечер шеф задержался на работе дольше обычного.
– Разрешите, товарищ капитан? – солдат просунулся в дверь начальника.
– Входи! – несколько нервно и недовольно заявил старший помощник военного прокурора.