В стране Черного Лотоса
Шрифт:
— Не больно-то расщедрился капитан Мурад за набег на это логово демонов. Нет, Конан, нельзя быть таким честным. Зачем ты сказал капитану, что старый шаман сбежал? — Черный воин улыбнулся, в тени холста его зубы и белки глаз казались желтыми. — Нужно было отрезать голову самому тошнотворному из его охранников. После такой прогулки по джунглям она сошла бы за голову любого колдуна. А там, глядишь, отпуск на недельку дали бы. Съездили бы в столицу Венджипур, отдохнули бы…
Конан покачал головой и положил руку на плечо друга:
— Нет, приятель, эта старая лиса — слишком опасный враг, чтобы вот так запросто шутить с ним. Если
— Да, Конан, тут ты прав… А помнишь, казалось, что Вендия — отличное место, чтобы сделать карьеру? — Зубы Юмы вновь сверкнули в широкой улыбке. — Но здесь все эти крючконосые офицеры-аристократы, рожденные только чтобы командовать. — Он презрительно сплюнул. — Если вся эта братия сидит в фортах и носа не высовывает, — откуда же взяться вакансиям для нас? Нет, лучше об этом и не думать. — Кушит рассеянно оглядел всех находящихся под навесом. Его взгляд задержался на настоящем великане, превосходившем ростом даже Конана и Юму. Подойдя к нему, Юма спросил: — Ну а ты, Орвад? Ты-то как оказался здесь, в форте Шинандар?
Солдат, к которому он обратился, был настолько велик ростом, что его всклокоченные волосы доставали до парусины палатки над головой. Густые черные кудри неестественно гладко лежали по одну сторону лица, выдавая отсутствие уха, потерянного в каком-то бою, наверное еще в юности. Никто не осмеливался расспросить Орвада, чтобы выяснить подробности этого дела. Оставшиеся части головы, хотя и изрядно попорченные шрамами, выдавали в нем уроженца Турана или, возможно, Гиркании. Орвад, не торопясь с ответом, сначала долго глядел на Юму, морща изувеченный лоб, а затем сообщил:
— Я убил одного трактирщика в Султанапуре. Этот парень хотел подсыпать мне в вино сонного порошка, а потом стянуть мои деньги. Потом пришлось убить кой-кого из родни трактирщика: они собирались отомстить мне за родственника. А потом — нескольких городских стражников, которые хотели помешать мне разобраться с ним. — Орвад задумчиво нахмурился. — Когда я вернулся в гарнизонную казарму, меня вызвал комендант и сказал, что если уж мне так нравится убивать людей, то самое мне место — в Вендии. Вот я и вызвался сюда. — Великан опустил глаза и покачал головой с чисто детским разочарованием. — Но комендант не сказал, что мне здесь некого будет убивать, кроме этих хвонгов — вонючих лесных мартышек. Это совсем не то же самое, что убивать людей!
Это замечание вызвало бурю шумливого сочувствия со стороны сидевших в палатке. За грубым мужским хохотом вскоре последовал и легкий женский смех — это солдаты перевели речь Орвада своим подружкам. Орвад подозрительно оглядел присутствующих, подозревая скрытую насмешку. Его глаза налились кровью, руки сами собой сжались в тяжелые кулаки…
Но тут Юма легко похлопал его по плечу и сказал:
— Ну да, Орвад, ты абсолютно прав. Здесь все думают точно так же. Но все-таки убивать хвонгов не то чтобы уж совсем легко. По крайней мере можно поразмяться…
Солдаты снова покатились со смеху, увидев, как Орвад расплывается в улыбке и кивает Юме в знак согласия. Кушит еще раз хлопнул великана по плечу, заказал ему кружку
— Даже костолому Орваду не нравится эта война, — пробормотал Юма, усаживаясь рядом с ним. — Интересно, найдется ли на свете хоть один чурбан, которому была бы по душе служба в Вендии?
— А почему нет? — возразил Конан и кивнул в сторону стола, за которым несколько солдат сидели, вдыхая желтый дым из длинных тлеющих трубок. — Не забывай, для любителей лотоса эта страна — настоящий рай. Все старые вояки, давно живущие здесь, рано или поздно привыкают к этому зелью. Кто знает, может быть, и мы с тобой в один прекрасный день полюбим Вендию всем сердцем!
Мягкий, негромкий голос раздался за их спинами:
— Иногда, братцы, я думаю, что все мы здесь только ради торговцев лотосом. — Стройный молодой солдат по имени Бабрак на правах старого приятеля влез в разговор Конана и Юмы. — В хайборийских странах экстракт красного и пурпурного лотоса стоит бешеные деньги. Вместе с другими дурманящими травами этот товар стал одной из основных статей дохода в туранской торговле. Негоже это для страны, клянущейся в вере в законы Тарима!
— И не говори, — буркнул Конан, не отрывая глаз от видневшегося за фигурами солдат выхода из здания штаба. — Я пробовал лотос, и не по своей воле — как обезболивающее. Нет, такие штучки не по мне: еще не хватало — себя не помнить.
— И не по мне, — весело улыбаясь, подхватил Юма. — В моей стране черный лотос был табу, но многие колдуны и ведьмы из других стран готовы были рисковать жизнью в джунглях, лишь бы заполучить его.
— Печально, — заметил Бабрак. — Да будет вам известно, что истинные последователи пророка отрицают любые наркотики как средство получения удовольствия и как способ достижения божественной благодати. — В руках молодого воина оказался походный свиток с главными изречениями пророка Тарима. — В таких проклятых странах, как эта, важно быть крепким в вере, чтобы защитить свою душу, научиться отвергать соблазны и искушения. Если вы когда-нибудь решите обратиться к вере Тарима…
— Да, да, это хорошая вера, вера настоящих бойцов, — поспешил согласиться Юма. — Вот и постарайся пронять ею своих соплеменников-туранцев. Особенно этих трусов офицеров. А что касается меня — я уж лучше останусь верен богам моих предков.
— А ты, киммериец? — Холодные серые глаза Бабрака остановились на Конане. — Какого бога почитаешь ты?
— Я верен Крому и его яростным сыновьям со снежных северных вершин… — ответил Конан, но тут же прервал сам себя: — Стойте-ка. Мне пора. Похоже, допрос закончен.
Остальные вслед за ним взглянули на двух офицеров в сверкающих касках, вышедших из дверей штаба. Конан встал и направился к выходу. Его друзья поспешили за киммерийцем. Прочие солдаты тоже повернули головы в сторону бревенчатых стен штаба, ожидая хоть чего-нибудь интересного, что можно было бы обсудить, коротая время до обеда.
Двое солдат из местных жителей выволокли из штаба за ноги двух мертвых пленников из дальнего храма. Окровавленные трупы уложили в запряженную мулом телегу. В это время на пороге появился палач — плотный высокий человек с медно-красной кожей, с татуировкой, покрывающей щеки и бритую макушку. Конан знал, что это Сул, один из евнухов губернатора и командующего королевскими войсками Венджипура Фанг Луна.