В субботу рабби остался голодным
Шрифт:
— Вы имеете в виду…
— Я имею в виду роль козла отпущения. Должно быть, само его имя навело меня на эту мысль.
Лэниган был озадачен.
— Хирш?
Рабби грустно улыбнулся.
— Нет, Айзек [45] .
Глава XXXIX
Рабби Смолл расхаживал взад и вперед по гостиной. Он репетировал ханукальную [46] проповедь, время от времени поглядывая на аудиторию — своего маленького сына, надежно втиснутого в угол дивана. Один раз он прервал свою речь, чтобы крикнуть Мириам, которая
45
Айзек (Ицхак, Исаак) — сын Авраама, которого, по велению Бога, он собирался принести в жертву.
46
Ханука — праздник огней, которые зажигают в честь чуда, происшедшего при освящении Храма после победы Маккавеев над греками: масло для светильника, которого должно было хватить на один день, горело восемь дней.
— Ты знаешь, дорогая, он следит за мной! Честное слово, он сосредоточенно за мной наблюдает!
— Да он целыми днями только это и делает.
— …Так что чудо со светильником мы должны рассматривать не только как пример вмешательства высших сил…
Ребенок скривился.
— Тебе не нравится? Я и сам не очень-то в восторге. А что, если сказать: «Нас слишком тянет к чудесам…»?
Ребенок захныкал.
— А если так: «Настоящее чудо Хануки заключается не в том, что масло в светильнике горело восемь дней вместо одного, а в том, что крошечный народ бросил вызов власти могущественной Греции…»
Ребенок завопил.
— Нет?
Младенец на мгновение замолк, а затем — с красным и исказившимся лицом — снова заорал во всю мочь.
— Что, и так плохо?
В дверях появилась Мириам.
— Он хочет есть. Я его покормлю.
— Покорми, — сказал рабби. — Когда он поест, я снова на нем потренируюсь. Может быть, на полный желудок он будет воспринимать лучше.
— Даже не думай. После кормления он будет спать. Правда, Джонатан? — Мириам взяла ребенка на руки, и он стал затихать — крик перешел в неопределенное хныканье, а потом и вовсе прекратился. — Кроме того, к тебе, кажется, гость.
Это был Мозес Горальский. Рабби увидел в окно, как водитель помогает старику выйти из машины. От дальнейшей помощи он отказался и, держась за перила, сам поднялся по ступенькам.
— Входите, мистер Горальский. Вот приятная неожиданность!
— У меня есть один вопрос — шейле. К кому же мне пойти, если не к рабби?
Рабби помог старику снять пальто и провел его в свой кабинет.
— Постараюсь помочь, мистер Горальский.
— Помните, когда мой Бен попал в неприятность, я приехал в храм, чтобы помолиться.
— Я помню.
— Вы знаете, молитвы я читаю на иврите. Это я могу, но что я говорю — я не знаю, потому что когда там мне было учиться? У нас была бедная семья. Мой отец страшно много работал в старой стране, чтобы только прокормить нас. Так что когда я выучил молитвы, он забрал меня из хедера, из школы, и я уже стал помогать ему в работе. Так было у большинства людей в то время.
— Да, я знаю.
— Так что — если я не понимаю слов, значит, я не молюсь? Мои губы шевелятся, в голове у меня мысли, и для меня это уже молитва. Я прав или я неправ, рабби?
— Думаю, это зависит от того, какие мысли.
— Ага! Так вот, в ту субботу — какие у меня могли быть мысли? Они могли быть только о Бене. Я попросил Господа, чтобы он ему помог. Чтобы он сделал так, что полиция выяснит правду и отпустит моего Бена.
— Я бы сказал, что это была молитва, мистер Горальский.
— Так вот, когда я молился, я дал обещание. Я решил: если моего Бена отпустят, то я кое-что сделаю.
— Не обязательно подкупать Господа и заключать с ним сделки.
— Это не подкуп. И никакая не сделка. Я сам себе пообещал, я дал… зарок.
— Хорошо.
— И у меня вопрос, рабби. Должен я сдержать свое обещание?
Рабби не улыбнулся. Засунув руки в карманы и сосредоточенно наморщив лоб, он зашагал по комнате взад и вперед. Наконец он повернулся к старику.
— Это зависит от того, какое обещание. Если это что-то невыполнимое, то вы, безусловно, не обязаны его выполнять. Если что-то дурное или незаконное, — тоже не обязаны. Но в любом случае, если вы даете себе обещание — вам решать, насколько вы им связаны.
— Давайте я расскажу вам, рабби. Несколько месяцев назад я разговаривал с Мортоном Шварцем, президентом храма, и сказал ему, что хочу что-то сделать в память о моей Хане, которая умерла за несколько месяцев перед тем. В конце концов, я теперь богатый человек, и мой сын богатый. А моя Хана была со мной все время, пока мы были бедные. Даже когда я разбогател, она не могла получить от этого удовольствие, потому что она уже болела, лежала почти все время в постели и была на диете, так что даже не имела возможность хорошо покушать. Так вот, этот Мортон Шварц спрашивает меня, что я хочу. В храме, говорит, можно поставить систему кондиционирования воздуха или, может быть, новый орган. — Старик пожал плечами. — Я должен ставить систему кондиционирования в память о моей жене? Где там будет стоять ее имя? На трубах? А орган — или он лучше? Я долго не мог себя заставить пойти в ваш храм из-за этого органа. Так что — я буду дарить храму орган в память о жене? И я сказал: «Мистер Шварц, я не хочу никакой техники, и я не хочу никаких органов. Я имел в виду какое-нибудь здание». Вот это все, что я ему сказал. А он говорит, что задумал построить что-то вроде пристройки к синагоге — такой специальный храм, который будет использоваться только для молитв, а не для собраний или всяких дел. И я сказал ему, что это меня заинтересовало.
— А он сказал вам, сколько это может стоить?
— Цена для меня не имела значения. Деньги — я что, буду забирать их с собой? Или мне надо обеспечивать Бена? Шварц сказал — больше ста тысяч, а я сказал — хоть двести.
— Что ж…
— Так вот, потом он мне показал чертеж и объяснил, что там будет что-то вроде галереи, где можно стоять и разговаривать, если хочется передохнуть во время службы, или после службы, — такое место, где можно не спешить. — Горальский ссутулился и развел руками. — Понимаете, рабби, в моем возрасте человек заинтересован не спешить. Ты уже не здесь и еще не там — ты вроде как на полпути…
— А потом он показал вам макет?
— Показал.
— И?
Старик скорчил гримасу.
— Когда я увидел макет, я был не в таком уже прямо восторге. Здание само по себе красивое, но вместе с храмом… Оно там ни к селу ни к городу. Храм — он простой, прямой, а новое здание — оно какое-то разукрашенное. Но разве я архитектор? Что я знаю про здания? В общем, я не был уверен, но в тот день, когда я молился за моего Бена, я дал обещание, что если они отпустят Бена, я подарю это здание.
— Так ваш вопрос заключается в том, обязаны ли вы выполнить это обещание?
— Да, это и есть мой вопрос.
— А препятствие в том, что эти два здания — новое и старое — не сочетаются друг с другом?
— Не только в этом, рабби. Это бы я еще пережил. Но всю жизнь я был бизнесменом. Вы знаете, что такое бизнесмен, рабби? Бизнесмен, если он тратит доллар, он должен получить на этот доллар товар. Неважно, на что он тратит. Если он тратит на благотворительность, он должен получить на доллар благотворительности. Вы понимаете?