В сводке погоды - SOS
Шрифт:
Истошные крики заставили его оглянуться: у самого берега по пояс в воде, окруженный битым льдом, стоял боцман. Он грозил кулаком. и что-то кричал. Из потока слов Григории уловил только одно: «Цурюк!» — «Назад!»
Григорий услышал под собой треск, и холодная вода иглами кольнула живот, грудь. Он быстро перекатился в сторону и, не обращая внимания на крики и проклятия боцмана, быстро пополз дальше. Мысль, что вместе с упряжкой, возможно, погибли и коды радиосвязи, придала Бухтиярову уверенность. От радости он чуть не вскочил на ноги, чтобы быстрее добраться до берега, но треск пружинящего льда заставил его снова раскинуть руки и ноги. «Спокойно, Гриша, спокойно, — говорил он вслух, не замечая, как из-под ногтей
Сухой, отрывистый треск, совсем непохожий на треск льда, заставил его глубже вжаться в снег. С того берега группа моряков била по Григорию из автоматов. Из-за дальности огонь был неприцельным, но фонтанчики снега поднимались совсем близко от него. «Надо уходить к спрятанной упряжке, пока они не притащили ручные пулеметы», — подумал Григорий и, пригнувшись, побежал вдоль берега, но отчаянный вопль остановил его. На середине реки, хватаясь за переворачивающиеся льдины, барахтался человек в черной пилотке с белыми кантами. «Никак боцман? Эх, салага! — кольнуло чувство жалости. Надо же, за мной погнался. Наверное, приказали…»
Люди на том берегу, сбившись в кучу, смотрели, не двигаясь, на тонущего человека, а тот неожиданно приподнялся над битым льдом и, погрозив толпе кулаком, исчез в темной воде. И странно — Бухтияров не испытывал удовлетворения от гибели человека, которого он всего несколько минут назад собирался уничтожить. Григорий устало произнес: «Нашел же себе смерть в реке, о которой в своей Германии никогда и не слышал».
Уже добравшись до холма, Бухтияров увидел в небе желтую ракету; тотчас же в ответ ей над морем взвилась вторая, такого же цвета. Озадаченный этими сигналами, Григорий быстро зашагал к собакам, которые, увидев его, залились радостным лаем.
— Что, родные, соскучились, проголодались?.. Но сейчас не до еды. Надо уходить. Фрицы что-то задумали, — приговаривал он, распутывая постромки и отмахиваясь от псов, норовивших лизнуть в лицо. Только Шайтан остался лежать на месте, печально глядя на хозяина и вяло помахивая хвостом.
— Ну а ты, Шайтан, что приуныл, не рад хозяину? Э, да нос у тебя горячий. Заболел? — Бухтияров присел к вожаку и стал осматривать лапы. Умный пес тихо заскулил и перевернулся на спину.
— Как же разнесло твои лапы! Ладно, фрицам тебя не оставлю. — Он расшнуровал брезент, покрывающий нарты, сбросил на снег три оленьи туши, оставив лишь одну. Потом положил Шайтана на нарты и укрыл его оленьей шкурой. Отвязав лопату, зарыл туши в снегу.
«От песцов и волков не спасет, — подумал он, — но все же не на виду. А если фашисты переберутся на эту сторону, не найдут». Как только нарты тронулись, Григорий вскочил на них, упал рядом с закутанным Шайтаном, свистнул, и упряжка быстро понеслась.
«Желтые ракеты… что же это значит? Вызов команды с клипер-ботом, чтобы форсировать реку? Но лед как стекло, он порежет резиновую лодку. Чудно, однако, погибая, боцман грозил кулаком не мне, а своим… А что я, собственно, гадаю? Главное, ушел…»
Его мысли оборвал непонятный, шелестящий свист, который так напугал собак, что они остановились и, припав к снегу, поджимая уши, стали тихо повизгивать.
— Ну, чего испугались? Хоп! — крикнул Григорий собакам и замер…
Впереди, метрах в трехстах левее намеченного им пути, взвился высокий черно-белый фонтан, и тут же докатился резкий хлопок взрыва, больно кольнувший в уши. Ошалевшие собаки, путая постромки, испуганно бросились к каюру.
— Ну, ну, спокойно, — ласково трепал он то одну, то другую, поспешно распутывая постромки. Взрывы следовали один за другим с промежутками в две-три минуты, ложились все левее и левее. «Минометы бьют с берега, решил Бухтияров, не слыша грома выстрелов. — Надо быстрее уходить…»
— Хоп, касатки, рванем! — Собаки под свист Григория выскочили на открытую равнину.
Держась левой рукой за дужку, а правой придерживая затихшего Шайтана, Григорий обернулся и увидел открывшуюся реку, а за ней море. У зимовки суетились люди — и опять послышался противный шелестящий звук. Григорий втянул голову в плечи. Тундра вновь стала дыбиться фонтанами взрывов. Собаки, почуяв опасность, бешено неслись по снежной целине. При помощи остола Григорий тормозил то справа, то слева, менял направление, лавировал, не давая взять себя в «вилку». Мины ложились все ближе. Резко развернув упряжку вправо, Григорий ушел под прикрытие возвышенности. Он проехал километра два до небольшой безымянной речушки, повернул на юг и стал уходить в направлении бухты Воскресенского к охотничьей избушке, где сутки назад оставил Ногаева. Мины падали все реже и реже. Наконец вой и свист осколков прекратились, исчез и кисловатый запах дыма.
«Неужели ушел?» — еще не веря себе, подумал Григории, прислушиваясь к неожиданно наступившей тишине, нарушаемой только тяжелым дыханием упряжки.
— Стоп! — крикнул он, загоняя остол между полозьями нарт.
Закрепив упряжку, достал из мешка полевой бинокль, пилой вырезал из плотного снежного наста большой кусок. Григорий поднялся к пологому гребню, залег и, маскируя голову вырезанным кирпичом снега, навел бинокль на синеющее вдали море и зимовку. На берегу реки уже никого не было. Две подводные лодки с большими белыми номерами на серо-свинцовых рубках покачивались недалеко от берега. С орудий, стоявших на носовой палубе, чехлы были сняты, рядом с ними суетились черные фигурки людей. От берега к лодкам по натянутым леерам подтягивались два клипер-бота, нагруженных мешками и ящиками. Среди моряков, толпившихся у берегового груза, Бухтияров заметил четырех зимовщиков — он узнал их по ушанкам и ватникам. «Пятого нет. Наверное, на радиостанции под надзором фрицев несет вахту», — решил Григорий, протирая быстро запотевшие стекла бинокля и снова приникая к нему. Он увидел, как стволы пушек медленно поворачивались в его сторону и одновременно поднимались под углом вверх…
Григорий осторожно спустился к нартам, осмотрел собак, подправил постромки и тронулся на юг. Белая тундра и начинающее синеть с юга небо настороженно молчали. Это напряженное ожидание обстрела было для Бухтиярова тягостнее, чем свист мин. Прошел еще час. Бухтияров понял, что легкие орудия лодок его уже не достанут…
До бухты оставалось километров шесть-семь. Вскоре впереди затемнела открытая вода; показался домик с невысокой мачтой и трубой, из которой вился дымок. «А вдруг и там немчура? — обожгла мысль. — Подожду до темноты, а там осмотрюсь», — решил Григорий и пожалел, что его карабин остался на зимовке. Не отвязывая собак, раздал им корм, осмотрел лапы Шайтана и, густо смазав опухшую переднюю ногу, забинтовал ее, надел сверху меховой чулок.
Как бывает в этих широтах, темнело очень медленно. Багровое солнце низко скользило по горизонту, принимая форму огненного эллипса. Григорий внимательно рассматривал в бинокль избу, но ничего подозрительного не обнаружил. Когда стемнело, он тронулся в путь. Приметив слабый свет в окне, остановил упряжку, захватил топор и стал осторожно подбираться к домику. «Кто это? — Григорий невольно вздрогнул, услышав чье-то дыхание. — Шайтан? Фу, черт! Я же тебя привязал…»
Вынырнувшая из темноты собака ткнулась ему в ноги и молча легла рядом, виновато отворачивая морду в сторону.