В тенетах суккуба
Шрифт:
Мокрая, с головы до ног, богиня заливисто смеялась и взъерошивала волосы; я, вначале, проклинавший себя за неловкость, рассмеялся тоже.
Мы быстро схватили с Даной шипящие через верх бокалы и, стоя, присосались к ним ртом — я только успел вскрикнуть:
— С днём рожденья!
Дана, отпив бокал наполовину, сказала:
— Меня всегда целуют, когда поздравляют.
Я скромно поцеловал её в цветущую щёчку.
— Ты только так умеешь?
Не в силах противостоять провокации девушки, я взял
— Ты думаешь, что делаешь со мной? — задрожал я.
Дана сбросила платье:
— Б-р-р, мокрое! — и заявила:
— Хочу коньяка!
А я смотрел на топорщившиеся кверху обнажённые грудки, выделявшиеся белыми шариками на загорелом теле, на стройные ножки в серых тёплых колготках в рифлёную полоску, и … проклинал судьбу, что она свела меня опять с нимфеткой.
Мы выпили с ней по рюмке, она села ко мне на колени боком, и я обеими руками сжал её округлые бёдра, о чём безнадёжно только мечтал в больнице.
Дана соскочила с колен и вновь появилась на них, теперь оседлав мои ноги. Я наклонился и поцеловал обе её коленки сквозь колготки, правильные округлые женские коленки всегда возбуждают меня.
Дана в ответ расстегнула замок на моих джинсах и, наклонившись, припала губами к моему восставшему органу. С закрытыми от умопомрачения глазами я снял, на ощупь, с неё колготки и еле оторвал её голову от предмета, более сладкого для неё, чем шоколад.
Потом натянул на себя, взявшись за бёдра, девичью промежность.
Дана тоже закрыла глаза и застонала.
Через несколько, протыкающих её насквозь кинжальных фрикций — я чувствовал свой член пальцами в её заднем проходе, она вдруг резко сорвалась с качающего поршня и сказала:
— Одень презерватив, у меня есть в сумочке!
— Одень сама, — попросил я.
Дана, стоя на коленях на полу, с трудом натянула на разбухший пенис презерватив, прищемив пару раз нежную кожу органа.
Я поднял её с пола за талию и посадил на стол.
— Хочу насладиться видом твоего тела, пока стоит дублон, — это так сексуально.
— Только не спусти на пол! — засмеялась Дана и тут же спросила:
— Это ты придумал — дублон?
— А что?
— Нормально! Я знаю, дублон золотая монета, которая хорошо звенит. У тебя точно звенит! — и она ударила по моему органу кистью, как по гитарной струне.
Для девушки «дублон» был игрушкой, заменившей куклы из детства.
Мой малиновый от фрикций «дублон» действительно был напряжён, как толстенная натянутая струна, головка члена едва не лопалась от возбуждения, я раздвинул пальцами, сидящей на столе девушке половые губы, и бурно кончил от созерцания её разгорячённой, светящейся изнутри трепещущей плоти. Презерватив от удара выстрелившей спермы с хлопком соскочил и смачно шмякнулся на пол.
— Я говорила — кончишь! — восторженно закричала Дана, — вот это салют!
Но мой орган, испустив финальный салют, не опал.
Дана, соскочив со стола, влезла на кресло коленками и заправила стойкий предмет под розовые, от сиденья на столе, ягодицы.
— Только не спускай в меня! — крикнула она.
Уже разрядившийся ранее снаряд, долго и сладострастно вонзался без устали в её, ещё неразработанное лоно, в то время как мой передок крепко массировал её сдобные полушария с каждым качком.
— Всё! Больше не могу! — прокричала она, задыхаясь.
Но мои руки крепко ухватили её задницу, а, казалось, дымящийся от трения орган, безжалостно, со свистом драл её молодую письку.
Наконец, я почувствовал, что сперма с болью продирает узкий перешеек семенного канатика, и резко выхватил труженика из горячей щели.
С криками оросил я роскошную розовую возвышенность с восхитительным руслом посредине, переполнившимся обильной молочной влагой.
— Ну, ты загнал меня до корчи, — запыхалась Дана.
— Но ты же так и не кончила?
— Я не умею это, но хочу.
«Опять загадки нимфеток», — подумал я, — «какие начнутся фокусы для стимуляции оргазма на этот раз».
— Удовольствие через боль — лучшее наслаждение, — начал я воспитание на всякий случай.
— Уж я поняла это, милый, — сказала Дана язвительным тоном.
— Да я серьёзно. От этого возник садомазохизм.
— Я не знакома пока с этими извращениями.
— Не извращениями, а ухищрениями. Молодая, ещё узнаешь. Кстати, а сколько твоих лет мы сегодня отмечаем?
— Четырнадцать.
— Шутишь, что ли?
— Серьёзно.
Я вскочил как ужаленный, чёрт бы побрал этих акселераток!
— Что ты сразу не сказала?
— А ты не спрашивал. Да ты бы не полез на меня, если бы узнал!
— Наверно, — неуверенно вымолвил я.
— Да ты не бойся! Я же не девочка больше года.
— Это я понял.
— Что девочек ломал?
— Всего пару раз по молодости, одна — первая жена была.
— Ну и как?
— Уж точно не удовольствие.
— Знаю, — вздохнула она.
— Однако, мне не по себе, прелестная акселератка.
— Да что ты заладил? На то и писька, чтобы трахаться!
— Как я завидую нынешнему молодому поколению, которое понимает это … со дня рождения.
— А моя мама костерит меня, почём зря! Блядь! — орёт, — задорно развеселилась всегда жизнерадостная нимфетка.
Тут раздался звонок в дверь. На пороге появился Фаукат и не один, а с двумя поддатыми хохотушками из своего гарема и тремя бутылками вина.