В тени большого взрыва 1977
Шрифт:
— Очень, очень, — махнул я рукой, поймав мысль, и попросил: — А спой, пожалуйста, эту песню ещё раз.
Она спела. Я попросил ещё. И она спела вновь. Затем ещё и ещё и… Как только я захотел попросить спеть её вновь, по батарее начали стучать, словно бы мы были не в Германии, а дома. Ну а вскоре раздался и стук в дверь.
Пришедшая администратор вежливо попросила прекратить музицирование, ссылаясь на недовольство других постояльцев.
Мы извинились, и я посмотрел на Лилю. Та стояла как ни в чём небывало и, что самое интересное, даже не запыхалась. А это означало,
Я-то собственно дал ей такую партитуру исходя из того, что девушка не много полная, а, следовательно, и объём лёгких у неё должен был быть большим. Хотел проверить, сможет ли она вытянуть партию или нет? А вот гляди ж ты — смогла. Да ещё как!
— В общем, очень даже неплохо, — незаметно, даже для самого себя, произнёс пионер вслух. — Ну а что касается английского, то это мы ей подтянем. Можно Тейлора подключить, или кого из его знакомых, — заметил нахмурившиеся брови Кравцова, который, вероятно, прибежал на шум, и тут же поправился: — Но лучше каких-нибудь учителей из нашего МГИМО, — чмокнул губами: — Н-да, — и добавил: — Да и вообще идея хорошая. Пора бы всей нашей банде посерьёзней заняться англицким.
Ребята из ВИА, которые тоже столпились в коридоре, согласно кивнули, мол, а почему бы и нет, а Юля спросила: — Сашечка, ну так Лиля подходит?
Посмотрел на претендентку и торжественна произнёс: — Поздравляю Вас, Лилия, Вы прошли собеседование.
— Ура! Спасибо, Саша! Спасибо, ребята! Я не подведу! — радостно хлопая ресницами, залепетала она, обнимаясь с барабанщиком.
Я же продолжил: — В ближайшее время у нас, конечно, концертов не будет, но как приедем в Москву сразу же тебя запишем. Поэтому выучи небольшой текст. Сейчас я тебе его напишу, — вырвал листок из тетради, написал на нём несколько слов и, протянув его опешившей девчонке, сказал: — На. Иди учи.
На этом высочайшая аудиенция была закончена, детишки радостно убежали по своим номерам, ну а я вновь улёгся в кровать.
А минут через десять открылась дверь и в комнату вошли, что называется — люди в штатском.
— Здравствуй, Саша. Меня зовут Екшин Роман Романович, — прямо с порога произнёс статный мужчина средних лет одетый в костюм и чёрное пальто. — Это, — он кивнул в сторону ещё двух вошедших граждан, одетых также в пальто, — мои помощники.
— А у Вас что, тоже стучать не принято? — потянувшись, поинтересовался гостеприимный хозяин, с интересом разглядывая очередную троицу.
— Мы стучали. Никто не отозвался, и мы вошли.
— Ну-ну, — хмыкнул я.
— Так вот, — произнёс Екшин. Осмотрел стул, — я присяду? — сел и, повернувшись ко мне, продолжил: — Нам надо поговорить.
— Ну так выйдите и поговорите, — мгновенно стебанул я всем известной фразой из анекдота.
— Шутишь? Это хорошо, — хмыкнул тот, а потом лицо его посерьёзнело, и он произнёс: — Но нам не до шуток.
— Ну так вы и не шутите, —
— Я уже сказал, — поморщился мужчина. — Это мои помощники, а я второй заместитель министра иностранных дел СССР. С сегодняшнего дня я возглавляю нашу поездку вместо неоправдавшегося доверия Лебедева.
— Просто Лебедева? Уже без слова — товарищ? — зацепился я.
— Товарищ. Пока ещё товарищ, — буркнул тот. — И так, Саша. Мы хотели бы задать тебе несколько вопросов, — и, не дав поинтересоваться нафига мне это надо, спросил: — Скажи: Кто научил тебя так вести себя на сцене?
— А что там было не так? На мой взгляд всё прошло ровно и разумеется красиво.
— На твой взгляд? А прости — ты кто? Хореограф? Кто разрешил тебе самодеятельность?
— А, прости, ты кто такой что бы я перед тобой отчитывался? Я чего в министерстве что ль твоём работаю?
— Я назначен начальником мероприятий.
— Ну опоздал ты начальник мероприятий. Мероприятия-то уже закончились, — хохотнул я, а затем посерьёзнев: — Что же касается самодеятельности, то я в отличии от группы и являюсь самодеятельностью. Так что все претензии абсолютно не принимаются.
— То есть как это? Это ты что, по-твоему, можешь значит творить что захочешь?
— Именно так! Всё что захочу! Но, — поднял палец вверх, — в рамках нашего советского законодательства. И если оно не нарушено, то не о чем и говорить.
— Умный слишком! Ишь как заговорил, — привёл, старый как мир, аргумент так называемый собеседник.
На такую глупейшую апелляцию мог быть только один ответ, и я его, естественно, дал, зевнув насколько только открывался рот.
— У Вас всё, товарищи? Я несколько устал после самодеятельности, поэтому ещё посплю, пожалуй.
— Не всё, — произнёс второй — мужчина в сером пальто, который не представился. — Что ты пел про объединение?
— Вам текст полностью привести? Или только последние строки?
— Нет. Он у нас есть. Нам интересно к чему и кого ты призывал объединить?
— Призывал? Да вы совсем что ль сбрендили? Никого я не призывал! — категорически открестился пионер.
— Но ты же пел про объединение? Что ты имел ввиду? — сквозь зубы проскрежетал тип в «сером».
— Людей. Кого же ещё? — якобы искренне удивился я. — По одному людям тяжело справится с трудностями. А вот когда объединятся, то уже тогда… Это же очевидно.
— С какими трудностями? Какие люди?
— С любыми трудностями, любые люди, — логично пояснил я и, подумав, добавил: — Ну можно сказать не просто люди, а люди доброй воли.
— А больше ты ничего не имел ввиду?
— Что, например?
— Например, гм, например, объединение какой-нибудь страны из двух в одну… — на этот раз вступил в разговор тип в светло-коричневом пальто.
— Германии? — вновь сыграл я удивление. — Гм, а почему бы, собственно, и нет, — и увидев в мгновение ока прищурившиеся и загоревшиеся азартом глаза визави, мгновенно того обломал: — Вроде бы и звучать будет неплохо — Германская Советская Социалистическая Республика. Как считаете?