В тени луны. Том 1
Шрифт:
— Они принадлежали моей матери, — сказала Анн-Мари, закрепляя вокруг белой шеи Сабрины блестящие нитки. — Она получила их от своей матери в день бракосочетания. Она надевала их на свадьбу Луи XVI и Марии Антуанетты. Я всегда хотела подарить их избраннице Маркоса как свадебный подарок, но чувствую, что ты должна получить их сейчас, во время бала в честь твоего дня рождения. Ты наденешь их на свадьбу, не правда ли?
Однако этот год, начавшийся для Сабрины так ярко и счастливо, внезапно был омрачен несчастьем: Анн-Мари умерла в начале февраля. Возможно, какое-то предчувствие скорой беды заставило ее подарить жемчуг Сабрине в день рождения,
Как принято на Востоке, похороны состоялись через несколько часов после смерти Анн-Мари, однако для графа, хотя он и был знаком с этим обычаем, столь небольшой промежуток времени между кончиной жены и ее погребением показался ему кощунственной несправедливостью. В Испании ее тело оставалось бы в родовом поместье в семейной церкви, в изголовьи и в ногах гроба горели бы свечи, пока мимо него проходила бы шеренга скорбящих, дымили бы кадила, священники пели бы молитвы за упокой ее души, и лишь через несколько дней похоронная процессия проводила бы ее к фамильной усыпальнице для вечного отдыха.
Дону Рамону казалось несправедливым, что Анн-Мари так скоропалительно предали земле, и, когда остальные домочадцы отправились спать, он взял свечи и огниво и ночью пошел к небольшому мраморному мавзолею, который построил несколько лет назад, как усыпальницу для себя и членов своей семьи. Пятеро его детей уже покоились там, и теперь к ним присоединилась Анн-Мари.
Никто, кроме ночного сторожа, дежурившего у дома, не слышал, как он ушел. Сторожу было приказано следовать за графом, который не смог бы сам открыть тяжелую дверь усыпальницы. Сторож, который не усмотрел ничего странного в такой дани уважения мертвому, никому не сообщил об этом, а пожилой граф зажег свечи и просидел всю ночь у пышного гроба с телом жены. Ночной ветерок был теплым и ласковым, однако мраморные стены все еще хранили зимнюю прохладу; и утром граф, продрогший и усталый, был не в состоянии преодолеть короткое расстояние между мавзолеем и домом. Его отнесли в постель, из которой он уже не поднялся. Холод проник в его легкие, на третий день он умер, и тем же вечером его тело уже лежало рядом с Анн-Мари в мраморном мавзолее в Каса де лос Павос Реалес.
— Теперь они снова вместе, — скорбно сказала Сабрина. Она оплакивала Анн-Мари, как будто это была ее собственная, горячо любимая мать. Частично ее скорбь относилась и к графу, одинокому и осиротевшему. Теперь, когда он умер, она не могла не оплакивать его. Но в то же время чувствовала успокоение. Где-то там они снова вместе, не в холодной усыпальнице, где уже побурели груды цветов, а в далекой и счастливой стране духов.
Яркие дни и прохладные ночи конца зимы уступили место более теплым дням индийской весны, дни стали жаркими, а ночи — теплыми. Теперь большую часть дня приятней было проводить внутри помещений с закрытыми ставнями и выходить на улицу только ранним утром или в конце дня.
Новая мода на платья с плотно прилегающими корсажами, скромными воротничками и длинными широкими юбками вполне отвечала вкусу Эмили, однако при наступлении жаркой погоды она с сожалением вспоминала менее официальные одежды, модные в Директории. Викторианская Англия, отказавшись от распущенности и фривольности прежних времен, направилась в сторону чопорной официальности, и веселые высоко приталеные наряды и полупрозрачные материалы начала столетия уступили место более плотным тканям, более сдержанной представительности. Сэр Эбенезер все еще был в Калькутте, и почта из
Март принес постоянно поднимающуюся температуру, пыльные бури и монотонный, сводящий с ума крик koil, птицы, которую англичане прозвали менингитной. Сэр Эбенезер вернулся, а Маркос получил из Рима разрешение на брак.
Сэр Эбенезер нашел свою жену бледной и измученной после стольких несчастий и переживаний. Ей явно требовалась смена обстановки. Про себя он отметил, что Эмили выглядела не только усталой и больной, но и внезапно постаревшей на десяток лет. Он был обеспокоен, рассержен этим и резко говорил с Сабриной, которую считал единственной виновницей переживаний и пошатнувшегося здоровья тети. Он сказал, что займется организацией ее немедленного переезда в более прохладную атмосферу гор, и на этот раз не будет слушать никаких глупых отговорок о том, что Сабрина с ними не поедет.
Сабрина, последнее время пребывавшая в состоянии влюбленности, почувствовала резкие угрызения совести, поскольку из-за эгоизма, присущего молодым и влюбленным, в последние месяцы уделяла слишком мало внимания состоянию души и здоровья своей тети. Тетя Эмили действительно выглядела плохо. Жара сделала ее вялой и апатичной, и несколько месяцев, которые она проведет в горах с прохладным целительным воздухом, пропитанным запахом сосен, несомненно укрепят ее здоровье и дух. Однако Эмили отказывалась оставить Сабрину одну в Лакноу.
Если бы Анн-Мари была еще жива, все обстояло бы по другому, поскольку для Сабрины было вполне благопристойно оставаться в доме своей будущей свекрови. Сейчас же она не могла оставаться в Каса де лос Павос Реалес. Эмили отказалась признать дом Хуаниты подходящим местом для проживания незамужней девушки. Она лишь могла провести там не более нескольких дней.
— Нет, я не забыла, что Хуанита сестра Маркоса, и если ты когда-нибудь выйдешь за него замуж (Эмили продолжала относиться к этому вопросу с определенной долей сомнения), сможешь сама решать этот вопрос. Но в настоящее время ты находишься под моим и твоего дяди присмотром и должна нас слушаться.
В этом деле совершенно неожиданно, и по мнению Сабрины, несправедливо, леди Эмили нашла союзницу в лице Хуаниты.
— Ты не понимаешь, дорогая, наши мужчины подходят к этому вопросу совсем по-другому. Нет, нет — у меня совершенно другое положение. Моя мать и мать моего мужа были подругами. Когда мы с мужем были еще детьми, мы играли вместе. Я принадлежу двум мирам, а ты — только одному.
— Когда я выйду замуж за Маркоса, я тоже буду принадлежать двум мирам, — возразила Сабрина, — Англии и Испании.
Хуанита отрицательно покачала головой:
— Даже когда ты выйдешь за Маркоса, ты все равно будешь принадлежать только одному, западному миру — Европе. Я принадлежу только Востоку, потому что родилась на женской половине индийского дворца, в доме Азизы Бегам, которая была ближайшей подругой моей матери и матерью моего мужа. Даже если я соглашусь оставить тебя здесь со мной, мать моего мужа не позволит этого. Она уже обеспокоена тем, что дядя моего мужа Дасим Али часто смотрит на тебя и находит предлоги навестить своего племянника, моего мужа, всякий раз, когда, по его сведениям, ты собираешься приехать сюда в Гулаб-Махал. Отправляйся в горы, дорогая Сабрина, и Маркос сможет навестить тебя там. Скоро придет письмо от твоего дедушки, вы поженитесь, и все будет хорошо.