В тени луны. Том 2

Кайе Мэри Маргарет

В тот же день Лу пришла за Винтер, обнаружила Алекса и с облегчением вздохнула.

— Значит, ты сказала ему, да? А я все думала, сколько вы будете ходить вокруг да около. Это…

Она оборвала себя и покраснела, вероятно, впервые в жизни.

— Нет, — коротко отзывался Алекс. — Это я.

Лу еще раз облегченно вздохнула и сказала:

— Я предполагала, что это может быть. Ты ведь не вернулась в ту ночь и… Но я боялась, это Кон, и поэтому она не говорила тебе.

— Как давно ты знаешь? — спросила Винтер.

Та рассмеялась.

— Наверное, почти столько же, сколько и ты. Это не трудно при нашей жизни.

— Я не знал, — сказал Алекс.

— О, ты, — воскликнула Лу и оставила

их.

Они не видели почти никого и не знали, что их отсутствие повергло Карлиона в страшную ярость. Пока он мог их видеть — того или другого — и видеть, что они ведут себя друг с другом как чужие, его не покидала надежда, что Винтер вышла замуж только из-за трудности ситуации.

Но теперь они оба исчезли из поля зрения, находились где-то вместе, и лорд не мог стерпеть этого. Во всем, что случилось с ним после приезда в эту отвратительную, варварскую, дикую страну, виновата Винтер. Винтер и Рэнделл. Неудобства и скука, которые ему пришлось терпеть по дороге из Калькутты в Дели. Ярость, вызванная разочарованием, травма, нанесенная его достоинству. Бессонные ночи и постоянно гложущее, неудовлетворенное желание женщины, которая бросила его. Боль, жар и ужасы мятежа. Недели, проведенные в джунглях и шалашах, страх, сопровождавший его днями и ночами, долгая пытка неизвестностью и бездействием. Бесконечные дни в компании Лапота и Добби, слишком короткие появления Винтер — милой, тревожащей, желанной и, как всегда, недоступной. Да еще постоянно следящий Рэнделл.

Винтер и Рэнделл. С ними все было в порядке. Они не страдали из-за трудностей, ничего не знали о муках, которые приходилось терпеть ему. Для них, скрывавшихся где-то, лежавших в объятиях друг друга, скука и страх ничего не значили. Только он страдал по-настоящему, а все остальные были против него, находились в лагере противника: темнокожие туземцы, хитрые каторжники, держащие его как узника…

А потом, три дня спустя, когда Алекс и Винтер спустились в сад вместе, даже в мягких сумерках Карлион смог все прочитать по лицу девушки.

Все смогли прочитать это. Обитатели Гулаб-Махала смотрели на Винтер и улыбались, потому что она была молодой и красивой в своей любви. Девушка не прикасалась к Алексу, не стояла рядом с ним. Ей этого не требовалось. Но даже неповоротливый, не богатый воображением ум мог заметить почти видимые узы любви и преданности, связывающие молодую пару. Лорд наблюдал за Винтер, и накопившаяся за три дня ярость — и за все предыдущие дни тоже — закипала в нем, словно раскаленная лава, переливающаяся через край кратера вулкана. Ее запах туманил мозг, и Карлион — единственный автор и архитектор всех своих несчастий — видел девушку сквозь красную пелену тумана.

Винтер стояла менее чем в ярде от него. На ее светлое лицо падал лунный свет. Лорд бросился на нее, схватил за горло, выкрикивая обвинения, оскорбления, тряся несчастную в своих руках, стараясь задушить смертельной, бешеной хваткой.

Алекс подбежал к ним и изо всех сил ударил Карлиона между глаз. Тот отпустил Винтер, отскочил назад и пошел на Алекса, громко крича бессмысленные, безобразные слова.

Все набросились на лорда, схватили его и потащили, еще отбивающегося и кричащего, в комнату, где он жил с Лапота и Добби. Алекс отнес жену наверх в раскрашенную комнатку и не отпускал ее, пока Амира и Хамида ставили ей холодный компресс на поврежденное горло.

Позже пришел Рахим с поручением от мистера Лапота. Алексу пришлось оставить Винтер на попечение женщин и отправиться на залитую лунным светом крышу, где его ждали мистер Лапота и Дасим Али.

— Дальше опасно держать этого человека в Гулаб-Махала, — сказал Дасим Али. — Вдруг его крики услышал кто-нибудь по ту сторону стен? Кричал он громко. Пока лорд остается с нами, мы в опасности. Он должен уйти.

Лицо

Алекса побледнело, а морщины вокруг рта стали глубже. Полчаса назад он убил бы Карлиона, если бы мог, и даже сейчас не доверял ему. Но выслать его из Гулаб-Махала означало отправить на верную смерть, это даже более жестоко, чем просто приставить ему к голове револьвер и нажать на спусковой крючок.

Карлиона нельзя было винить за безумное нападение на Винтер. Он был не в себе… Он слишком ненормален, чтобы ему доверять, и, как сказал Дасим Али, опасен для каждого обитателя Гулаб-Махала. Но хладнокровно послать человека на смерть…

— Мы не можем этого сделать, — произнес наконец Алекс. — Было бы лучше убить его прямо здесь. И быстрее. Они станут пытать остальных. Лорда поймают в течение часа… или даже скорее.

— Если он пойдет один, то да, — сказал мистер Лапота. — Но все будет хорошо, если с ним пойдем мы, преподобный Добби и я. Мы обсудили этот вариант и считаем его возможным. Я, как вы знаете, могу передвигаться по местности не хуже коренного жителя этой страны. К тому же я знаю Лакноу. Преподобный Добби тоже. Лорду Карлиону не нужно будет говорить. Мы завяжем ему глаза окровавленным бинтом и скажем, что он ранен в перестрелке. А то цвет его глаз необычен для этой страны. Мы можем повести лорда. Возможно, нас схватят, как тех троих, но, думаю, у нас больше шансов, чем у них. У преподобного Добби темные глаза, и он очень бегло разговаривает на местном языке. Стоит попытаться, сэр. Оставлять лорда здесь значит подвергать опасности всех в этом доме, а этот человек больше не может терпеть. Наше положение удручает его сильнее, чем нас, сэр. Думаю, он храбр, но совсем нетерпелив.

Мистер Лапота взглянул на Дасима Али и добавил:

— Я позвал тебя, чтобы ты обратился к этому джентльмену и попросил его помощи и разрешения. Но он уже здесь и согласен со мной.

— Благородный поступок, — пробормотал Дасим Али, глядя задумчиво на мистера Лапота. — Возможно, в таком случае спасутся все.

Итак, они ушли. Беглецы покрасили себе кожу темной краской, взяли еду, немного денег, необходимую одежду и выскользнули через маленькую боковую дверь в стене. Они захватили с собой также одежду, в которой прибыли в Гулаб-Махал, свернув ее в потрепанный узел. — Если нас задержат, мы можем сказать, что стащили ее с мертвых в лагерях, — пояснил мистер Лапота. — Но этот пожилой джентльмен говорит, будто армия снова идет на Лакноу. Если мы доберемся до нее, не очень хочется быть пристреленным своими.

Алекс не видел, как они уходили, поскольку не хотел еще раз встречаться с Карлионом. Он вернулся к Винтер, обнял ее и стал страстно целовать, словно при прощании. И она знала, что он тоже уйдет.

Всю ночь снова шел дождь, но утром небо расчистилось, а сквозь прозрачный воздух донесся грохот орудий. Орудий Хэвлока.

На рассвете Алекс отправился послушать на крышу. Он очень осторожно отодвинулся от Винтер, стараясь не разбудить ее, но она проснулась при первом же движении мужа и не стала останавливать его. Когда Алекс ушел, Винтер долго лежала, глядя в стену невидящими глазами, через некоторое время повернулась и беззвучно заплакала.

Весь день гул орудий Хэвлока пробивался сквозь горячий солнечный свет, постоянно приближался, пока не стало казаться, будто бой идет всего в нескольких милях от города. Когда опустились сумерки, четверо британцев, оставшихся в Гулаб-Махале, собрались на крыше и стали прислушиваться.

— Мы скоро выберемся отсюда, — сказала миссис Хоссак. Ее голос истерически дрожал от надежды и облегчения. — Мы, наконец, будем свободны… наконец. Когда они приедут сюда? Почему они не торопятся?

— Они ведут бой, — отозвался Алекс. — Они придут, как только смогут, но это не простая прогулка. Послушайте! Похоже, они у Алам Бах!