В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941–1943
Шрифт:
Несмотря на тяжелое состояние больного, все побуждает к срочной операции. Но нужно ли вообще оперировать или следует переждать? Каждому врачу, в конце концов, приходится принимать решение наедине с собой.
– Господин доктор, позовите, пожалуйста, капитана Нильсона, нашего хирурга. Мне нужно поговорить с ним об этом раненом. Я буду ждать здесь.
Пока он бежит в главный корпус, я присаживаюсь на кровать паренька. Мы одни. Он смотрит на меня с недоверием. Наверное, догадывается, что с ним происходит, интуитивно чувствует, что речь идет о решении, от которого зависит жизнь или смерть. Обо мне он ничего не знает, абсолютно
– Господин доктор, помогите мне… пожалуйста…
Меня это чрезвычайно растрогало, хотя и без того все мои мысли только о нем. Его умоляющий взгляд и слова словно предупреждают мое решение. Нет, этого не должно быть. Ради своей собственной совести и ради него я должен принять ясное, не подверженное чувствам, беспощадное решение. Я снова смотрю в его обезображенное мучениями лицо. Наши глаза на секунду встречаются, затем я спокойно отвечаю:
– Дружище, мы постараемся помочь тебе, но без операции это вряд ли получится. Смирись с этой мыслью. Если у тебя есть на это мужество, тогда скажи мне. Мне нужно еще раз все обдумать и проверить.
Он слегка кивает и шепотом произносит лишь одно-единственное слово: «Когда?…»
– Скоро… может быть, уже этой ночью, самое позднее, завтра утром. Согласен?
На его лице появляется улыбка, выражающая уверенность и надежду. Его черты до невыносимой боли впечатались мне в сердце. Я быстро отворачиваюсь, он не должен почувствовать моих глубоких сомнений.
В этот самый момент к двери быстрыми шагами подходит Нильсон в сопровождении заведующего. Светловолосый, всегда оптимистично настроенный, подтянутый врач родом с побережья Северного моря очень располагает к себе. Мы прекрасно понимаем друг друга, работать с ним одно удовольствие, на него можно положиться.
– Прострелена подключичная артерия, образовалась аневризма. Десять дней назад. Посмотрите сами.
Он тоже вздрагивает от жуткого диагноза.
– Вот здесь – послушайте!
Я протягиваю ему слуховую трубку, которую до сих пор не выпускал из рук. Он прослушивает опухоль, слышит сильный толчкообразный шум и между тем искоса поглядывает на меня. Без сомнения, он тоже колеблется. Человеку угрожает смертельная опасность.
– Да, – слетает с его уст, – видимо, это случай для вас, профессор. Ясное дело. Что вы намерены предпринять? Собираетесь оперировать?
Я не знаю, что ответить, и молчу.
– Пусть раненого перенесут сначала в комнату перед операционной, конечно, с большой осторожностью.
Мы медленно идем к двери и выходим в коридор.
– Кому-то необходимо дежурить возле него. В крайнем случае он сможет прижать артерию большим пальцем. Общее состояние далеко не лучшее. Пожалуйста, пусть найдут доноров и как можно скорее сделают переливание крови, только очень осторожно. Несколько доноров должно быть в запасе. Все остальное обсудим потом. Мне нужно еще раз подробно ознакомиться с этим случаем и перепроверить показания к операции. После этого я приду к вам в клуб.
Я отправляюсь к себе в небольшую комнатку в главном корпусе госпиталя и там долго неподвижно сижу на кровати, чтобы успокоиться, затем подхожу к окну и смотрю в темноту. Ночь начинается уже совсем рано. За окном моросит мелкий дождик.
Снова настал этот жуткий час перед принятием решения. Должен ли ты пытаться оперировать эту раннюю аневризму или нет? – опять задаю я себе вопрос и взвешиваю все за и против. Конечно, операция привлекает, но с этим искушением нужно бороться. Диагноз понятен, как добраться до артерии, тоже ясно, но раненый потерял уже много крови, и, кроме того, кровь постоянно сочится из раны. Дополнительная потеря крови чрезвычайно опасна, может привести к внезапному коллапсу кровообращения и стать началом катастрофы. Мы все это знаем. С другой стороны, аневризма, без сомнений, вот-вот прорвется, и напрасно тешить себя надеждами на то, что кровотечение остановится само по себе, а пазуха исчезнет. Если из-за нашего промедления дело дойдет до прободения, то раненый за минуту умрет от потери крови.
Я продолжаю смотреть в темноту. Нет, ты должен решиться, должен попытаться добраться до поврежденного места артерии и зашить отверстие в сосуде. По крайней мере, ты должен попытаться добраться до верхней точки подключичной артерии и в крайнем случае перевязать ее.
Я выпрямляюсь с решительным видом: я буду оперировать. Медленно иду по темному коридору и распахиваю двери клуба. Все изумленно смотрят на меня, разговоры стихают.
– Господа! Я буду оперировать раненого. Завтра утром, ровно в семь часов, если ночью не случится ничего непредвиденного.
Затем я обращаюсь к Нильсону:
– Нам нужна операционная группа, группа переливания крови и опытный анестезиолог. Кроме того, может понадобиться респиратор. У нас есть респиратор?
– Нет, – отвечает Нильсон.
– Тогда нужно соорудить самим что-нибудь наподобие водяного клапана. Господин аптекарь, я прошу вас помочь. А теперь давайте поговорим о чем-нибудь другом.
От возбуждения я проговариваю все это стоя. И только теперь присаживаюсь к коллегам за длинный стол. Мы начинаем болтать просто так, ни о чем, как фронтовые приятели.
Пролетает беспокойная ночь. Пулеметная пальба на линии фронта усиливается. Никто не может уснуть. В госпитале шумно: подвозят новых раненых. Ранним утром, еще до восхода солнца, в соседнем помещении слышится возня и шорох: санитары готовят операционную. Начинается день.
27 сентября 1941 года. Около семи утра мы встречаемся с врачами. Ночью пациенту сделали переливание крови, которое он хорошо перенес. Другие доноры наготове. Мы отправляемся в операционную к нашему больному. Еще раз тщательно его осматриваем. Из раны под ключицей кровь сочится намного сильнее, чем вчера вечером, – непрерывно стекает тоненькой струйкой по коже. Кровяной сгусток продвинулся вперед. Это вызывает тревогу. На этот раз я особенно внимательно проверяю подключичные впадины с обеих сторон. Различие едва заметно. По глубине они почти одинаковы. Очень важное открытие, так как с правой стороны вверху я должен обезопасить большую плечевую артерию.