В тени престола. Компиляция 1-12 книга
Шрифт:
Оруженосцы заспешили к своим сеньорам, неся зажженные факелы и вооружение, конюшие направились к лошадям, послышалось конское ржание…
– Все в порядке, жизнь продолжается… – улыбнувшись, но как-то грустно на этот раз, резюмировал де Ипр. Он развернулся к Глостеру, вылезшему из шалаша, кивнул в сторону воинов. – Через полчаса, граф, мы будем готовы к маршу…
Тот что-то спросонья буркнул в ответ, кивнул головой и направился к ближайшим кустам справлять нужду, на ходу крикнув оруженосцам, чтобы те тащили гамбезон и кольчугу для экипировки…
Лондон. 21 ноября 1133г. Раннее утро.
Де Биго не спал толком уже неделю. Сон куда-то пропал, оставив вместо себя нервозное напряжение, смешанное с чувством тревоги и каким-то смутным ощущением чего-то плохого, дикого и неизбежного. С этим чувством бесполезно бороться, оно изматывает, лишая сна и покоя, от него невозможно избавиться. Оставалось лишь смириться и, стиснув зубы, спокойно дожидаться решения судьбы, решившей в очередной раз немного повеселиться над ним, напоминая баловника-мальчугана своими неожиданными выходками.
Он молча лежал с открытыми глазами и вглядывался в ночную темень комнаты, вслушивался в каждый шорох. Вот, мышь где-то завозилась в углу за большим резным дубовым шкафом, вот ветер своим резким порывом распахнул ставень и что есть силы ударил им по каменной кладке оконного проема, вот едва слышные шаги караульных, шаркающих кольчужными сапогами по галерее крепостной куртины…
– Господи… – он сел на край постели, свесил ноги, обутые в высокие вязаные шерстяные гетры, пошарил ногами в темноте, нашел тапочки, кое-как засунул в них ноги, снова зевнул, потянулся, хрустя суставами, встал и направился к столику.
Гуго взял тонкую лучину, подошел к камину, сел на корточки и стал раздувать угли, покрытые толстым слоем серой золы. Мелкая горьковато-соленая серая пыль запорошила его с ног до головы, попала в рот и ноздри. Он несколько раз чихнул, вытер слезинки по лицу, разжег лучину, поднялся, подошел к столу и зажег три свечи. Неровный и мерцающий свет выхватил часть стола, заваленного кучами пергаментов, кусок наполовину обглоданной холодной курицы, кувшин с вином и большой серебряный кубок.
Он обхватил голову руками, запустил пальцы в свои волосы и, опустив голову, стал мучительно дожидаться рассвета. Что-то в глубине его души шевелилось, наполняя голову тревогой и заставляя сердце учащенно биться. Гуго понимал, что, скорее всего, именно сейчас, в далеком приграничье Англии, в маленьком городке-крепости Кардиффе решается, возможно, новая судьба короны. Он резко поднялся, почти подбежал к окну, распахнул его витражные окна и, высунув голову, стал всматриваться в сторону северо-запада, надеясь, хотя это было просто невозможно, пронести свой взгляд именно туда, чтобы самому увидеть и понять то, что сейчас там происходит.
Черная темень небосвода, задернутого, словно толстым гобеленом, грязно-серыми ночными тучами, намертво скрывала от него линию горизонта на западе, оставляя лишь тревогу, сомнения и неуверенность…
– Господи, помоги мне, грешному… – Гуго упал на колени перед окном и несколько раз истово перекрестился. – Сделай так, чтобы мессир де Ипр, все-таки, успел вовремя прибыть к Кардиффу…
Всё! Тянуть и молчать больше нельзя!..
Сугерий семенящей походкой подошел к небольшой иконке Божьей Матери, упал на колени, долго крестился, молился и бил земные поклоны, прося… он даже не понимал того, что просил от Святой Марии, он только молился и молился, с каждым разом все сильнее и сильнее ударяясь лбом о пыльные каменные плиты пола своей комнатки в королевском дворце.
Аббат Сен-Дени встал с колен, отряхнул полог сутаны, надел простую серебряную цепь с большим оловянным образком Девы Марии, тяжело выдохнул и, раскрыв настежь низенькую стрельчатую дверь комнатки, шагнул в темноту коридора королевского дворца…
Сонные рыцари, мирно дремавшие в коридоре возле ниш, в которых нещадно коптили смолистые факелы, с грохотом вскакивали со стульев и, хлопая глазами, подернутыми чутким сном часового, замирали, вытягиваясь в струнку перед низеньким и худосочным сановником, чья сила и власть почти приближалась к королевской, а зачастую и превосходила ее.
Аббат резко постучал несколько раз в дверь королевской опочивальни и, не дождавшись ответа, вошел к Людовику.
Мадам де Морьенн – супруга Людовика тихо завозилась во сне, но не проснулась. Король свесил свои толстые и отекшие от хронической болезни ноги, зевал и, медленно хлопая сонными глазами, с недовольным видом смотрел на Сугерия.
Тот быстро подошел к нему и тихим голосом, опасаясь разбудить королеву, произнес:
– Сир, можете посадить меня на кол, но я больше не могу молчать…
Услышав такую невероятную и неожиданную для его ушей ахинею, Людовик в миг пробудился. Он вытаращил глаза, поднялся с постели, машинально всунул свои слоновьи ступни в теплые овечьи тапочки, подхватил Сугерия под локоть и утащил в небольшую нишу своей опочивальни. Там король силой усадил его в кресло, задернул тяжелую гобеленовую портьеру, вышитую сценами из Святого Писания, лично раскурил лампадку и зажег свечи, после чего грузно плюхнулся в соседнее кресло и произнес:
– А теперь, мой верный друг, – он свежим и бодрым взглядом посмотрел на Сугерия, – выдохни и расскажи все обстоятельно и по-человечески…
– Ради Христа, сир, простите меня, грешника старого… – дрожащим голосом начал аббат свой неожиданный для Людовика невероятный рассказ…
Король молча дослушал его до конца, так ни разу и не перебив аббата, его лицо несколько раз багровело от ярости, но Людовик сдерживал себя и заставлял слушать то, что еще накануне могло показаться бредом сумасшедшего и откровенной ерундой.
Сугерий рассказал все, вернее, почти все. Он нарочно опустил неприятные подробности, связанные с гибелью его любимого сына и наследника Филиппа, умолчал о том, что специально отпустил мерзкого наймита Арнульфа живым и невредимым В Англию, но про то, что Филипп де Леви жив, он не смог не рассказать, как и о том рисковом и опасном мероприятии, которое он сейчас собирался воплотить в жизнь.
Когда он умолк и с вздохом раскаяния и готовности к принятию любого наказания от короля опустил голову, Людовик немного посопел, стукнул своим здоровенным кулаком по дубовому подлокотнику кресла так сильно, что крепкое и мореное дерево не выдержало силу удара и треснуло. Король пристально посмотрел на аббата, гневно насупил брови и тихо, чтобы не разбудить свою жену, сказал: