В тени престола. Компиляция 1-12 книга
Шрифт:
– Простите, что я перебил вас, благородный кабальеро де Леви, – Арагонец учтиво склонил голову, – но все мы знаем герб барона де Марли, сразившего нашего славного короля…
– Это была десница Божья… – Ги сухо кивнул, давая понять, что не намерен спорить. – Мы провели ночь в посте и молитвах, тогда как покойный дон Педро осквернил свою душу прелюбодеяниями, проведя ночь с грязной продажной девкой…
Сенешаль озвучил знаменитое решение, вынесенное самим папой Иннокентием после сражения при Мюре.
– Вы можете спокойно проследовать в Тулузу, дон Фернандо. Надеюсь, что в ваших рядах нет моих родичей из славного рода де Лара?..
– Нет, дон Ги. Семейство де Лара сейчас, на правах «adelantado» границы, отбивают наскоки мавров, угрожающих спокойствию нашего королевства…
– Оказывается, у вас были и другие, не менее, христианнейшие дела у себя на Родине… – сквозь зубы произнес Ги де Леви, окидывая презрительным взглядом арагонцев.
Он поклонился, развернул коня и ускакал к своим знаменосцам, приказывая пропустить арагонцев в осажденную Тулузу. В лагере его встретил Бушар, удивившийся приезду арагонских рыцарей, но Ги успокоил его, сказав, что имя грозного де Марли повергло в трепет эту горстку воинов. Бушар молча пожал плечами и ушел проверять расстановку караулов, оставив сенешаля, не горевшего желанием вступать в разговоры или продолжать выпивку.
Через час, к главным воротам осажденного города подъехали три герольда в сопровождении знаменосцев, державших флаги сенешаля, де Марли и де Клэра, и трубачей, громко известивших город о своем посольстве.
– Сир! К нам едут герольды крестоносцев! – Рыцарь вбежал в комнату графа, забыв о нормах этики.
Раймон вздрогнул, оторвав свой взгляд от схемы укреплений Тулузы, поднял глаза на рыцаря и громко приказал:
– Герольдов принять со всей учтивостью! Провести во дворец! И, заклинаю тебя, не умудритесь хамить или коситься на этих сеньоров! – Рыцарь повернулся, чтобы выйти из комнаты, но граф остановил его, добавив. – Всех сеньоров, находящихся в городе, пригласите срочно в большую залу дворца. Надеюсь, что это все, дон Альваро?
Рыцарь вспомнил еще одну новость, показавшуюся ему приятной. Его лицо расплылось в несколько глуповатой улыбке, после чего, Альваро произнес, стараясь придать своему голосу наибольшее значение:
– Прибыл отряд знатных арагонских кабальеро, ваша светлость!
Раймон крайне удивился этой новости. После смерти короля Педро при Мюре, повлекшей за собой гибель многих знатных арагонских сеньоров и вступления на престол юного Хайме, которого воспитывает в вере католицизму и любви к Франции преподобный отец Пьер Ноласко, граф лишь изредка, малыми группами, получал пополнение. Но, прибытие столь значимого, по меркам того времени, отряда рыцарей не могло не взволновать старого Раймона.
– Весьма кстати… – улыбнулся граф. Уголки его глаз покрыла сеть морщинок, заставив удивиться рыцаря, который уже давно не видел графа улыбающимся. – Зовите всех арагонских кабальеро во дворец. Пусть присутствуют на встрече с герольдами…
Герольдов вместе со знаменосцами и трубачами встретили достаточно прохладно, но, помня наставления графа Раймона, отнеслись к ним с уважением, избегая всяческих грубостей и провокаций. Три рыцаря, исполнявшие роль герольдов, спокойно спешились, и в сопровождении эскорта вошли во дворец графа де Сен-Жиль, неспешно поднялись по большой каменной лестнице и вошли в большую залу дворца, где их уже ожидал граф вместе со своим сыном-виконтом, сидевший на большом резном троне в окружении рыцарства и знатных сеньоров. Арагонские рыцари, прибывшие буквально за час до герольдов, после поклонов и изъявления покорности своему сюзерену, отошли и расположились в углу, ближе к входным дверям, и бросали любопытные и удивленные взгляды на герольдов. Понаблюдаем и мы за этой удивительной картиной, разворачивающейся во дворце графа.
Бряцая шпорами и оружием, медленной и торжественной поступью три герольда, за спинами которых шли знаменосцы и трубачи, ступили на каменные мозаичные плиты пола большой залы. Герольды, как и подобалось в таких случаях, шли в полном вооружении, в шлемах, но без щитов, одетые в сюркоты поверх кольчуг. Они спокойным, уверенным, но надменным взглядом окинули толпу, собравшуюся в просторной комнате и, подойдя к трону, на котором восседал старый граф Раймон де Сен-Жиль, едва кивнули головами, изображая полнейшее пренебрежение к его титулам.
Первый герольд, невысокий, но коренастый рыцарь Бернар де Поннэ, вассал Ги де Леви, кивнул трубачам. Они вышли вперед и трижды громко протрубили на весь зал, наполняя его своды веселым и воинственным звоном, который эхом пронесся по коридорам и этажам здания и вылетевшим во внутренний двор цитадели.
Герольд снял с головы шлем и, передав его трубачу, громко сказал:
– Мой грозный и могущественный хозяин, мессир Ги Первый де Леви, Божьей и королевской милостью маршал де Ла Фо, моими устами говорит тебе Раймон, некогда граф де Сен-Жиль и Тулузы, маркиз Готии, что он бросает тебе вызов и вызывает на суд Божий! Ты, Раймон, именующий себя графом, ведешь богопротивный образ жизни, покрываешь еретиков, оказывая им помощь и поддержку в ущерб нашей святой католической церкви! Ты, Раймон, именующий себя графом, подстрекаешь к мятежам, убийствам, направленным на подрыв власти своего высшего сюзерена, его королевского величества Филиппа Французского, коему ты вредил, кого ты обманывал, изворачивался, переносил оммаж к его врагам и отказывался прибыть на суд курии! Мой грозный сеньор Ги де Леви вызывает тебя, Раймон, или, коли, ты откажешься, твоего сына и наследника, Раймона, именующего себя виконтом, на ордалию с копьем, мечом и прочим оружием, что ты или мой грозный сеньор Ги де Леви выберут для себя! – Он медленно окинул взором рыцарей и придворных. Некоторые из них, в ужасе отступили на шаг, переглядываясь между собой, но, большинство из дворян бросало злые взгляды на герольдов и выхватывали оружие. Герольд нагло усмехнулся, вынул из большого кожаного мешочка, висевшего у него на поясе, кольчужную рукавицу, и, глядя в глаза побледневшего Раймона, сказал. – Мой грозный и могущественный сеньор объявляет тебе, Раймон, некогда граф, «combat a l?outrance»! Срок для твоей подготовки к ордалии – четыре дня! – Герольд, зная, что граф не может увернуться от удара, иначе его честь была бы полностью потеряна, размахнулся и бросил латную рукавицу в лицо. Раймон немного прикрыл глаза. Тяжелая рукавица, сплетенная из мелких стальных колечек, больно и в кровь разбила ему лицо. – Замены нет! – Громко крикнул герольд, давая всем рыцарям понять, что вызов предназначен исключительно графу или его сыну. – Что касается остального, то мой грозный сеньор Ги де Леви извещает тебя, Раймон, некогда граф, что армия крестоносцев оставляет за собой неотъемлемое право чинить тебе, твоим людям и землям вред, урон, разграбление, пожары, уничтожать посевы и урожай, лишая тебя и вилланов покоя и мира, покуда ты, Раймон, не покоришься и не предашься суду его королевского величества Филиппа Французского!..
Раймон вскочил, но с трудом сдержал себя, выдавив лишь:
– Мы благодарим благородного герольда, через которого мессир де Леви говорил с нами! Через четыре дня мы предстанем перед рыцарем на большом ристалище, что напротив западных, или Нарбоннских, ворот! – Он окинул суровым взглядом всех своих подданных. – Если же кто-либо, благородный сеньор или безродный, осмелится нагрубить или обидеть герольда, я лично отрублю тому голову и пошлю благородному сеньору де Леви!..
Герольд поклонился и отступил на один шаг, пропуская вперед трубача. Тот громко протрубил, извещая всем присутствующим о том, что дефи принят, после чего, поклонился и встал за спиной герольда, надевшего шлем на голову и скрестившего руки на своей груди.
Второй и третий герольды, представляющие мессиров де Марли и де Клэр, в почти точности повторили процедуру вызова на ордалию, бросив вызов каждому желающему скрестить с ними копья в смертном бою. Они бросили кольчужные рукавицы на пол, прямо под ноги графа де Сен-Жиль, который инстинктивно отдернул ноги, опасаясь попасть под удар, чем вызвал усмешки на лицах крестоносцев.
Итак, три вызова брошены. Герольды почтительно поклонились, увидев лицо епископа Фулька Тулузского, волею судьбы, в одиночестве боровшегося с ересью в Тулузе и ее диоцезе.