В тени пророчества
Шрифт:
Теперь те две девочки. Настя ненавидела их, готова была порвать на куски, но не желала им ТАКОГО. Как узнал весь детдом из «телеграфа», этой же ночью они отправились в «бордель». Все корпуса, все отряды слышали ор, хохот и веселье нескольких мужских голосов. Кавказцев. Педантичная Настя насчитала аж восемь. Потом были крики. Завка с кем-то ругалась, ее голос местами тоже проскакивал. Потом кого-то били. И почему-то все догадывались, кого и кто, хотя надеялись до последнего. Не спал в ту ночь никто. Старшие пытались уложить младших, а сами тряслись от страха. Особенно,
А наутро все узнали, что те две девочки ночью «сбежали» из детдома, и их тела милиция «нашла» в кювете возле трассы.
Несколько дней ничего не происходило. Когда все детдомовцы немного успокоились, несколько старшеклассниц после ужина подошли к Насте.
— Никитина! Стоять! — компашка резво окружила ее, перекрыв все пути к бегству. Было уже темно, и как назло, во дворе не было никого из взрослых. Шестеро старших оттеснили ее от дорожки, по которой Настя шла к своему корпусу и грубо толкнули за угол.
«Будут бить!»— пронеслось в голове.
— Ты че, ведьма делаешь? Совсем оборзела? — выступила вперед Ленка Семиступова, неофициальный лидер их группировки.
— Ты про чё? — ответила Настя тем же тоном. Запугать их сейчас вряд ли удастся, но ронять достоинство перед мразью — не дело! Пусть они все и на голову выше.
— Чё паришь? А то не знаешь! — Ленка сплюнула ей под ноги.
— А представь себе, не догоняю!
— Ты, тупой не прикидывайся! — поддержала подругу другая старшеклассница, Оксанка Александрова по прозвищу «Паровозик». Эта из тех, кому нравится в «бордель» бегать. Говорят, погоняло там и заработала, что когда сосет, пыхтит сильно.
— Нафига девчонок подставила? Нормальные девчонки были!
— Ты чё, совсем опухла? И как я их подставила?
— Не, бабы, гля, совсем тупая! — заржала Ленка — За лохушек нас держит! Типа, мы вааще с вами дуры!
Настя молчала, ожидая развития событий. Это ее каменное спокойствие порой сильнее выводило, чем маты и ругань. Оправдываться перед ними, во-первых, бесполезно, во-вторых, западло. Но настроены девчонки, надо отдать должное, очень серьезно. Что-то ночью сегодня будет…
— Ты, ведьма сраная! Нафига девчонок колдовством своим сгубила? Чё они тебе сделали? Ну, посмеялись бы с тебя, поприкалывались? А ты смерть на них наслала, овца конченая!
— Да еще такую! — поддержали подруги
— Ты знаешь, мразь, что с ними черножопые делали? Нет? Тебе рассказать в каком виде их трупы нашли?
— Но это же не я их! Это черножопые! С завкой! — почти кричала Настя.
— Рот закрой, гнида! А то я не знаю, как это бывает! Да если б не твое колдовство, этого бы не было! Ну, приехали бы нормальные пацаны, лавандосов подкинули! А из-за тебя, падаль, эти хачи приперлись!
— Да, такие пай-девочки, блин! Офигеть — не встать! Тебе, Паровозик, швабру в жопу совали? Чё молчишь?!
Эта реплика стала ошибкой. Получается, она отомстила. Теперь уже никто не поверит, что она ни при чем.
Девочки тупо замолчали. Она только что призналась в своей вине. В их понимании. Настя тоже это поняла.
— Ну, держись, гнида!.. — Паровозик кинулась на Настю. Остальные схватили ее, пытаясь удержать.
— Да я тебя, мразь!..
— Оксанка, это ж ведьма! — держали ее подруги.
— Да, по… мне, кто она!
— Пошла на х… отсюда, ведьма! — зло бросила Ленка. Насте два раза повторять не пришлось.
Но, опять таки, все происходит в первый раз. И сознание, что она — ведьма, и поэтому ее не стоит трогать, не навсегда.
Тем вечером в старшей группе был «сходняк». А ночью к ней пришли. Естественно, никто и не думал сопротивляться или звать воспитателей. Все смотрели на нее с ненавистью: еще бы! Ведьма! Девчонок погубила! Даже маленькие, которых она опекала, лежали тихо и не шевелились.
А ее били сильно. Везде, кроме лица, там синяки сразу видно. Их пришло много, человек пятнадцать. Били по очереди, руками, ногами. Таскали за волосы. Опускали лицом в унитаз и смотрели, пока она не начинала захлебываться. Потом ее опустили, помочившись сверху…
Несколько дней после этого не трогали. Все ждали, что будет с теми, кто ее избил. Но ничего не произошло.
Настя перешла в масть «опущенных.» Ее сторонились. С ней никто не разговаривал. Её пока еще боялись.
Но через несколько дней опять стали бить. Делать мелкие гадости. И все это в атмосфере полного отчуждения. Когда она пыталась с кем-нибудь заговорить, от нее отворачивались, отсаживались, уходили. Спину сверлили настороженные ненавидящие взгляды, в которых читалось одно: «Ведьма»!
Да, опущенная ведьма. Даже маленькие старались избегать ее. Оставалось только тихо плакать в подушку, но никто не сочувствовал, не сожалел. Только зло косились. В лучшем случае равнодушно.
Старшие поначалу, после той ночи, не сильно трогали. Больше били для виду, чтоб унизить. Еще побаивались. Но потом Паровозик нечаянно споткнулась и упала со ступенек, сломав ключицу в Настином присутствии…
После этого жизнь Насти превратилась в ад. Ее преследовали на каждом шагу, на нее буквально, велась охота! Ленка Семиступова, в очередной раз избивая ее, орала:
— Будешь, будешь еще колдовать, сучара?!
И вот, вчера Настя решилась и ушла. Позавчера Семиступову увезла скорая с температурой сорок, а вечером был «сходняк». И она поняла, что ночь не переживет. Просто почувствовала, каким-то внутренним чутьем.
Теперь, сидя на скамейке в зале ожидания, она плакала и не знала, что делать дальше.
Болели почки. Приложила к ним ладони. Когда она так делала, становилось легче, можно было терпеть.
Ничего, пройдет. Настя стала растирать ладонями низ спины. Боль утихала. Она, конечно, вернется, но не сразу, через время. Очень хотелось есть, но денег не было. Милиция уже несколько раз проходила мимо, нехорошо посматривая. Ну, как же! Попрошайка на вокзале! Но девочка сидела тихо и ее пока не трогали. Это хорошо, потому, что попади она к ментам, те быстренько отправят в ее родной детдом. А возвращаться она не собиралась. Потому, что хотела жить. Только, боже, как же болят почки! Настя заплакала…