В тени транспарантов
Шрифт:
Тяжёлые времена начались на Кавказе, особенно когда в 1994 году разразилась чеченская война. Вся страна погрузилась в хаос. Многие оказались безработными. К счастью, газета наша уверенно держалась на плаву, ибо щедро финансировалась из государственных источников. Иначе и не могло быть, ведь любой власти необходим рупор, вещающий в массы отфильтрованный тщательным образом информационный поток. А Ковитиди всегда держал нос по ветру.
Часто в тот период менялись политические предпочтения правящей власти, газетчики терялись в выборе установок, коих следовало придерживаться в рамках печатных публикаций. Однако
Именно в этот шаткий период в редакции «Сути времени» появился однажды гражданин внушительной наружности с ухватками сельского недотёпы. На нём был мятый костюм отечественного пошива с потёртыми на рукавах пиджака локтями и вздутыми пузырями вытянутых коленей на невыглаженных штанах. Пожалуй, клоун Никулин в своём сценическом образе Балбеса, по сравнению с нашим посетителем, выглядел гораздо предпочтительней. У этого, к тому же, галстук отсутствовал, отчего невыгодно открывался вид на исподнюю часть воротника несвежей рубашки. Да и благоухание от него разносилось отнюдь не французского парфюма. Пришелец не претендовал на презентабельность. В его лице преобладало заискивающее выражение и глубокая неуверенность. Весь облик хранил печать заскорузлой наивности и, где-то, даже той самой простоты, о которой известный классик сказал, что она хуже воровства. И в то же время, в чертах его простоватого лица улавливались глубоко запрятанные бульдожья хватка и непомерное ослиное упрямство.
Тогда ещё я это заметил в Мурате Кессаеве. Так случилась наша первая встреча. Я сразу догадался, почему Ковитиди этого своего посетителя препроводил ко мне. Хотел побыстрее избавиться от него. Кому охота расходовать драгоценное время на заведомо нереспектабельного клиента. Не нужно было ничего объяснять, по одному только приторно-обходительному выражению физиономии главреда читалось, что этого назойливого типа следует навсегда отвадить от нашей редакции. Рабочий день подходил к концу, и я особенно не заморачивался каким образом буду отделываться от незнакомца.
– Сергей, познакомься с товарищем. По-моему, он интересные идеи излагает. Это по твоей части, – изрёк шеф с интонациями гробовщика, вбивающего последний гвоздь в предмет своего попечительства.
Я любезно предоставил Мурату возможность расположиться за моим столом и озвучить свои идеи. Из изрядно потрёпанной сумки, с какими мы в школьные годы бегали на тренировки в спортивные секции, он извлёк внушительную стопу рукописных листков и выложил их на стол.
– Что это? Вы написали роман своей жизни? – простонал я, представив какую уйму времени пришлось бы потратить на выслушивание столь объёмного произведения. Хотя подобные прецеденты уже случались и, ссылаясь на малый газетный формат, удавалось без труда выпроваживать подобных романистов.
Мурат не повёл и бровью:
– Что вы! Я не пишу романов. Здесь перспективный экономический проект, направленный на развитие нашего региона и повышение благосостояния его граждан. Если следовать моим расчётам, то появится столько рабочих мест, что придётся привлекать в республику дополнительные силы, задействовать инвалидов-чернобыльцев с афганцами, пенсионеров и т. д. Эффект от проекта таков, что Северная Осетия из дотационного субъекта федерации обернётся в прибыльный.
– Любопытно узнать, коим образом можно достичь в нашем положении успеха, который вы прочите? – так, чтобы только протянуть время до окончания трудового дня, без особого энтузиазма поддержал я благородные порывы соотечественника. Всё же благое дело затеял он, и беззаветно печётся о всенародном благе. Безответственно будет с моей стороны не выслушать его. «Пусть выскажется чувак!» – решил я для себя.
Дальше мой собеседник принялся раскладывать перед моим носом многочисленные проекты различных производств со схемами функционирования, эскизами расположения цехов с привязкой к местности, графиками материалообмена между смежными подразделениями связанной в единую систему экономической модели. Как Эйнштейн, бесспорно, он знал толк в своём деле.
Заскорузлым пальцем крестьянина с въевшейся коричневой окантовкой вокруг ногтя, он тыкал в аккуратные столбики цифр со своими расчётами и в формулы, применённые при этом. В ход пошли выдержки с нормативами из технических справочников.
У меня двинулась кругом голова от потока такого количества аргументов со всеми бесспорными обоснованиями. Я чувствовал себя откровенно профаном во всей этой истории. Мне и в школе не давались точные науки. Во мне вовсю властвовал неистребимый гуманитарий. Стрелки часов на стене, словно усы запорожца, уныло повисли на половине седьмого. Уже полчаса назад я должен был покинуть рабочее место. Но что-то было в Мурате магическое, отчего я не мог просто так его прервать. Тем более я не спешил домой. Там мать последнее время совсем достала навязчивым желанием непременно оженить меня на дочери какой-то знакомой нашей Валентины. Чтоб не выслушивать долгих нотаций, я повадился попозже заявляться домой и сразу заваливаться в постель. А свободное время обычно убивал в компании друзей либо избывал в ближайшем кабаке.
Указав на часы, я напомнил посетителю об истечении времени. Пора было закругляться. Пока Мурат собирал в сумку бумаги, на его лице отразилась такая неподдельная мука – даже без психоаналитика было ясно, что он сейчас испытывает. Во мне проснулось сочувствие христианина к ближнему, и я неожиданно для себя предложил:
– Но мы можем продолжить нашу беседу в кафе. Это тут недалеко.
Словно радуга после дождя освежила ещё не распогодившееся небо, так воспринял моё приглашение собеседник. Казалось, целый куль счастья обрушился вдруг на его озабоченную голову.
– Наверное, я вас утомил? – виновато спохватился радетель рода человеческого. – Может, оставим это дело до другого раза?
Я-то понимал, что другого раза не будет, поэтому решил набраться терпения и разом покончить с вопросом. «Сейчас, – решил я, – поддам горячительного и раскрепощусь. Тем более, в нерабочей обстановке проще объясниться». И я протянул ему спасительную длань в океане людского безразличия, где он тщетно барахтался без надежды на сочувствие.
– Нет-нет, мне действительно интересно, – без пафоса поспешил я заверить его. – Признаюсь, в расчётах я ничего не смыслю, но сама идея меня увлекла.
Мы расположились за дальним столиком, и я заказал коньяка. В этом заведении я завсегдатай, поэтому мои гастрономические предпочтения давно известны персоналу. Официантка Любаша подала пепельницу и через некоторое время принесла бутылку «Белого аиста» с двумя хрустальными стопками и плиткой шоколада «Особый».
Увидев перед собой приготовленную чарку, Мурат, как сатана от крестного знамения, отпрянул в испуге. С брезгливостью он отстранил посудину в сторону и решительно объявил: