Шрифт:
Я опоздалъ нсколько минутъ на царскосельскій поздъ желзной дороги. Нужно было ждать слдующаго позда, который отправлялся черезъ два съ половиною часа. Досадуя на себя, я началъ придумывать, какъ-бы мн убить время до позда. Дожидаться въ вокзал было скучно, навстить знакомыхъ… но таковыхъ, живущихъ близь вокзала, не оказалось, а потому я ршился отправиться въ близь-лежащій трактиръ и провести время за чаепитіемъ или играя съ маркеромъ на бильярд. Трактиръ оказался недалеко отъ вокзала и я зашолъ въ него. Это былъ третьестепенный трактиръ, съ запахомъ жаренаго, въ перемежку съ табачной копотью, съ органомъ
— Послднюю партію играете? — обратился я къ лабазнику.
— Какое послднюю! Только еще сами дорвались… — отвчалъ тотъ.
— Вы и не ждите, потому больше часа мста проиграемъ, — добавилъ ухорскій молодой человкъ;- а ежели хотите, такъ вонъ держите за толстопузаго мясника рубль мазу… Я поотвчаю.
— Не держите, ваше благородіе, а то бокъ нашпаритъ. Ядъ до бильярда… Даже спитъ на немъ. Изъ-за него, мерзавца, одинъ маркеръ на веревку себя вздернулъ.
— Ахъ ты, кикимора кіевская! Много-ли отъ тебя самаго-то маркеры пользовались? — дружески ругнулъ молодой человкъ лабазника и съ трескомъ сдлалъ шара въ уголъ.
Я ушолъ изъ бильярдной, оставивъ переругиваться между собой добрыхъ знакомыхъ, отправился въ главную комнату, гд стоялъ органъ и, свъ за столъ, спросилъ себ чаю.
Въ главной комнат, кром меня, постителей не было.
Въ углу стоялъ трактирный мальчишка, дремалъ и повременамъ ковырялъ у себя въ носу. Было тихо. Слышно было, какъ жужжали мухи, летая по комнат, чирикала какая-то птица въ клтк, висвшей съ потолка, да въ сосдней комнат кто-то читалъ по складамъ газету. Меня мучила жажда и я допивалъ третій стаканъ чая, какъ вдругъ въ комнату ввалился среднихъ лтъ толстый мужчина, съ подстриженной бородой, съ большой лысиной и съ медалью на ше. Одтъ онъ былъ въ срое широкое пальто. Онъ пыхтлъ, отдувался и отиралъ съ лица фуляровымъ платкомъ потъ. Сзади его, съ ужимками и съ поклонами, слдовалъ черномазый служитель, съ салфеткою подъ мышкой:
— Михайлу Родивонычу! Сколько лтъ, сколько зимъ не заглядывали! Гд это пропадать изволили? — говорилъ служитель, стаскивая съ «гостя» пальто.
— Какъ пропадать? Вчера вдь былъ… Почитай, часа четыре у васъ промаялся…
— Такъ что-жъ что вчера! А вы вспомните, Михайло Родивонычъ, сколько за это время воды-то въ Фонтанк утекло?
— Вотъ дуракъ! Нашолъ съ чмъ сравнивать! Вдь у насъ, чай, тоже дла есть, — отвчалъ гость и тяжело плюхнулся въ кресло. Чмъ угощаешь? Похлбать-бы чего… Изобрази-ко ботвиньки съ лососинкой…
— Въ моментъ-съ… А васъ давеча Дашка-папиросница спрашивала. У насъ на кухн кофій варила. Къ вамъ въ горничныя служить собирается… — проговорилъ служитель.
— Ну, ее къ монаху! Ботвинью! ботвинью живо!
Служитель стоялъ на мст, переминался съ ноги на ногу и ухмылялся.
— Чесночку положить прикажите? — спросилъ онъ я закрылъ лицо салфеткой.
Гость погрозилъ кулакомъ.
— Виноватъ-съ! думалъ, что за ночь полюбить его изволили, — продолжалъ служитель. Можетъ, укропцу требуется?
— А графиномъ по халуйской хар хочешь? — строго спросилъ гость и весь покраснлъ. Какое ты имешь право гостей дразнить? Знаешь, что я не люблю этихъ словъ! Вонъ!
— Сейчасъ, сейчасъ, Михайло Родивонычъ!
Служитель отправился заказать ботвинью и черезъ нсколько времени возвратился съ графиномъ водки и приборомъ, которые и поставилъ передъ гостемъ. Гость молча выпилъ дв большія рюмки водки и барабанилъ по столу пальцами, стараясь казаться сердитымъ. Служитель стоялъ въ отдаленіи и глупо ухмылялся, а по-временамъ фыркалъ и закрывался салфеткой. Черезъ нсколько времени онъ отретировался къ органу, перемнилъ валъ и началъ заводить органъ. Гость, нахмуря брови, смотрлъ на него…
— Если ежели ты, черкесская твоя харя, да «Персидскій маршъ» завелъ, такъ я теб покажу анафем! — сказалъ онъ.
Служитель отвернулся и пустилъ органъ. Раздались звуки «Персидскаго марша». Гость побагровлъ и принялся ругаться. Слышались слова: «чортовъ сынъ, мерзавецъ, подлецъ, блюдолизъ, хамское отродье, чортова перечница», и т. п. Служитель молчалъ и стоялъ въ отдаленіи, закрывши лицо салфеткой. Перебравъ весь словарь ругательныхъ словъ, гость крикнулъ.
— Ардальонъ! ежели ты, свиное твое рыло, не остановишь органъ, то я поду сейчасъ къ хозяину и скажу ему, чтобъ онъ тебя сейчасъ въ три шеи прогналъ! Какое ты имешь право надо мной издваться?
— Нешто я самъ-съ? Гости, изъ той комнаты, требуютъ «Персидскій маршъ», а мн что? — говорилъ служитель, еле удерживаясь отъ смха.
— А коли гости требуютъ, такъ жри-же твою ботвинью самъ!
Гость вскочилъ съ мста, сорвалъ съ гвоздя свое пальто, схватилъ фуражку и бросился вонъ изъ комнаты.
— Михаило Родивонычъ, Михайло Родивоничъ, вернитесь! кончилось! вернитесь! Я вамъ сына Шамиля изображу! кричалъ служитель ему вслдъ.
Органъ пересталъ играть и гость снова показался въ дверяхъ комнаты. Онъ пыхтлъ, ругался, совалъ кулакъ къ самому носу служителя и, наконецъ, слъ.
— Да разв я самъ-съ?… Вдь гости требовали, а то нешто я-бы смлъ? — оправдывался тотъ и отправился за ботвиньей.
Черезъ нсколько времени онъ снова появился въ комнат, съ миской ботвиньи въ рукахъ и въ самомъ странномъ фантастическомъ костюм. На немъ была надта красная суконная лезгинка, съ фальшивыми патронами на груди и съ широкими рукавами. Поставивъ передъ гостемъ ботвинью, онъ вытянулся передъ нимъ по-солдатски во фрунтъ. Гость подбоченился, глядлъ на него и хохоталъ.
— Совсмъ сынъ Шамиля! Совсмъ черкесъ! — кричалъ онъ, захлебываясь отъ смха. — А ну-ко, пройдись?
— Сейчасъ-съ!
Служитель бросился къ органу, перемнилъ валъ, пустилъ органъ въ ходъ и подъ звуки «по улиц мостовой» принялся отплясывать «русскую».
— Ахъ, собака! Ахъ, мерзавецъ! — кричалъ гость и отъ удовольствія хохоталъ уже безъ звука. Только и было видно, какъ колыхался его объемистый животъ.
Сдлавъ нсколько круговъ по комнат, служитель кончилъ плясать, топнулъ о полъ ногой и остановился передъ гостемъ.
— Кто ты такой? — спросилъ его тотъ, еле удерживаясь отъ смха.