В трущобах Индии
Шрифт:
— Да, да! Вы хотите споить меня, но этого вам не удастся! — и он действительно пил… пил, как бездонная бочка, и этого не было совсем заметно.
Степенные люди говорили:
— Удивительно оригинальны его португальские обычаи.
Молодые люди делали ему овации, а губернатор говорил с восторгом, что никогда еще не было у него так весело.
Вот вам прямое доказательство того, что этикет — вещь условная, выдуманная людьми, чтобы наскучить друг другу.
Одна знатная старуха-англичанка сказала нашему провансальцу:
— Мосью Барбассонте, неужели все герцоги у вас и пэры такие же веселые, как и вы?
Барбассон отвечал:
— Все, прекрасная дама, и король первый подает нам пример.
Все пришли к тому заключению, что придворная жизнь португальского короля самая оригинальная и самая веселая в мире.
Но наибольшей популярности достиг Барбассон во время бала, когда успех его превратился в настоящий триумф. Вместо холодного танца, состоящего из спокойных прохаживаний взад и вперед, как это было принято в то время в официальных салонах, наш провансалец познакомил англо-сингалезов со всеми красотами хореографического искусства самого сомнительного свойства и, по собственному выражению своему, задал им такого танца, что самому Шикару не угнаться за ним. Это был такой вечер, одним словом, о котором долго помнили на острове Цейлон; англичане до сих пор еще говорят о знаменитом португальском герцоге, а в семьях высшего общества, когда подается десерт, все джентльмены и леди забавляются тем, что поддерживают в равновесии бисквиты на носу, и многими другими фокусами, которым их научил Лузитанский вельможа… Вот что значит сила традиции!
Развеселив таким образом все общество, Барбассон и не подозревал, какую большую услугу оказал он делу Сердара. Для успеха последнего необходимо было, чтобы друзья его могли, не внушая никому подозрения, пробраться во дворец сэра Вильяма; дело это было не последней трудности, ибо после своей дуэли с Фредериком де Монморен губернатор удвоил число караулов, отдав приказание, чтобы часовые стреляли беспощадно во всякого, кто попытается пробраться во внутренность дворца или его службы. Вот почему, когда в полночь, в самый разгар бала, губернатору доложили, что три индуса-фокусника просят разрешения показать ему двух пантер, нарочно выдрессированных к дню рождения его превосходительства, — фокусники эти были поражены количеством военных караулов, мимо которых их вели во дворец.
— Милорд герцог, — сказала леди Броун, обращаясь к Барбассону, — вы познакомили нас с любопытными обычаями Португалии, позвольте же и нам в свою очередь показать вам зрелище, которое не часто встречается в вашей стране.
— Какое зрелище, прекрасная дама? — спросил провансалец, который так называл всех дам и тем приобрел репутацию прелестного человека.
— Мы покажем вам хищников, дрессированных туземцами.
Барбассон вздрогнул, услышав эти слова, указывавшие на приход друзей его во дворец. До сих пор он только забавлялся от души, как и в те времена, когда, будучи матросом флота, выходил на берег, чтобы проесть и пропить все свое жалованье, но теперь на сцену выступало настоящее действие, когда после поднятия занавеса должна была начаться драма, в которой он сам собирался участвовать по прошествии нескольких часов.
Одного этого напоминания достаточно было, чтобы из головы его испарились все винные пары, которыми он так злоупотреблял, и вернулось его обычное хладнокровие.
III
Известие о новом зрелище, устроенном, по словам губернатора, в честь его гостя, благородного герцога, заставило всех удалиться на один конец зала, тогда как на другом конце его слуги разостлали циновки для предстоящих упражнений.
Когда в залу вошли три туземца в сопровождении двух пантер, которые покорно, как собаки, следовали за ними. Барбассон сразу узнал Нариндру и Раму, переодетых фокусниками, зато он раза два-три присматривался, прежде чем отдать себе отчет в тождестве третьего лица, — так искусно загримировался Сердар. Не было никакой возможности признать европейца в человеке с бронзовым цветом лица и с волосами, заплетенными в косы, которые были положены на верхушке головы, как это делают обыкновенно фокусники. Чтобы убедиться в этом тождестве, провансальцу пришлось напомнить себе, что, кроме Сердара, никто не мог быть с махратом и заклинателем.
Костюм Сердара, более богатый, чем у его спутников, указывал на него как на начальника труппы и позволял ему в то же время играть второстепенную, наблюдательную роль, не привлекая к себе исключительного внимания публики. Он принял эту предосторожность, чтобы не быть узнанным своим врагом, хотя был так искусно загримирован, что ему нечего было бояться с этой стороны.
Пантеры маневрировали великолепно и, по приказанию Рамы-Модели, исполнили большую часть тех упражнений, которым их обучают фокусники. Изящное общество, собравшееся в зале, показало своими аплодисментами и количеством рупий, брошенных туземцам, с каким удовольствием присутствовало оно при этом зрелище, главная прелесть которого заключалась в том, что хищные животные так покорно и непринужденно подчинялись человеку.
Сердар прекрасно знал, что по окончании представления туземцам прикажут удалиться из дворца, а потому присматривался как можно внимательнее к расположению его, чтобы без всяких затруднений вернуться сюда обратно ночью. Здесь на месте убедился он, с какими затруднениями будет сопряжена эта операция, которая может подвергнуть их обстрелу со стороны часовых, так искусно расставленных кругом дворца, что им легко было следить за всем, что происходило вблизи него. Вот тут Барбассону снова пришлось пустить в ход новое доказательство своего гения, всю важность которого Сердар понял сразу, так как эта выдумка устраняла самую трудную часть опасного предприятия. В ту минуту, когда ложные фокусники собирались удалиться, провансалец вернул их обратно:
— Позвольте, господин губернатор, — сказал он, — маленький каприз пришел мне в голову…
— Пожалуйста, мой милый герцог, распоряжайтесь, как у себя дома.
Туземцы приблизились к ним.
— Скажите мне, добрые люди, не согласитесь ли вы уступить мне за хорошую цену ваших умных животных?
— Ты смеешься над нами, бедными людьми, — отвечал Сердар, радуясь в душе; он сразу понял, как мы уже сказали, последствие такого вопроса.
— Клянусь Бар… нет, честью, я говорю серьезно; в моем Коимбрском парке есть нечто вроде зверинца, выстроенного еще моим отцом. Я пополняю его мало-помалу новыми экземплярами, которых встречаю во время своих путешествий, но беру только хорошо дрессированных и спокойных животных. Герцогиня моя настолько боязлива, что я до сих пор еще не нашел для нее подходящих пантер, а ваши как раз мне подходят.
Во всякое другое время Сердар от души похохотал бы над герцогиней, придуманной воображением Барбассона, но в данный момент положение дел было слишком серьезно, чтобы развлекаться оригинальными выдумками своего друга.
— Полно же! — продолжал Барбассон с величайшим апломбом. — Пользуйтесь моим хорошим настроением духа; это моя фантазия, и я заранее согласен на ту цену, которую вы спросите.
— Но животные эти наш единственный заработок.
— Ба! Выдрессируйте других.
— Целые годы употребляешь на то, чтобы довести их до того совершенства, которого они теперь достигли.