В тупике бесконечности
Шрифт:
– Танюша, ты всегда желанный гость у нас с Раймондом, – возразил старик на ее извинение.
– Кларррисса, – непреклонно напомнили из-за шкафа.
Они одновременно рассмеялись.
– Я вам больше скажу, – продолжил старик прерванную попугаем речь: – Ты зашла как нельзя вовремя. У меня есть один прелюбопытнейший товарец.
Татья заинтригованно улыбнулась. Карл Вениаминович скрылся за стеллажом, но вскоре появился вновь, держа в худой, покрытой пигментными пятнами руке черную колбу с крышкой.
– Мне удалось найти рецепт чернил, которыми
– И вы его воссоздали?
– Да, – он протянул Татье колбу.
Она неуверенно взяла, открыла крышку, понюхала. Запах бы резким и неприятным. Заглянула в колбу, но горлышко оказалось очень узким.
– Из чего они сделаны?
– Четыре унции чернильных орешков, две унции железного купороса, полторы унции гуммиарабика и пинты несвежего пива. Каково, а? Я подумал, что вам, как писательнице, это будет интересно.
– Ну, я начинающая писательница, – смутилась Татья. – У меня пока нет ни одной законченной работы.
– Обязательно будет, – заверил старик.
На лестнице за дверью послышались шаги нескольких человек. Татья невольно взглянула на старика, и ей показалось, что он насторожился.
– У вас сегодня много покупателей, – сказала она, чтобы нарушить возникшую паузу.
Хозяин лавки улыбнулся одними губами, глаза остались серьезными. Дверь с шумом распахнулась, так что висевший над ней колокольчик захлебнулся от возмущения. В лавку один за другим вошли двое мужчин в форме полиции. Оба высокие, крепкие, похожие, словно братья. Хотя при более пристальном рассмотрении оказалось, что они совсем разные: тот, который вошел первым, был блондин с короткой стрижкой и цепким взглядом голубых глаз. Второй, рыжеволосый. Войдя, блондин вытянул шею, будто принюхивался, и осмотрелся. Рыжий наоборот в упор уставился на хозяина лавки.
– Здорово, уважаемый, – сказал он.
– Добрый день, – черепашьи глаза смотрели на полицейских спокойно и равнодушно.
Татья чувствовала напряжение. Она ненавидела людей в полицейской форме. Всех, без разбора. Много лет назад такие, как они, увели ее отца, а мать после трагедии превратилась в алкоголичку. С тех пор Татье казалось, стоит кому-то из полицейских на нее взглянуть, как они сразу узнают, что она дочь преступника, отбывающего срок в виртуальной тюрьме. Никакие доводы, что никому до нее нет дела, не помогали.
Зажав в руке колбу с чернилами, она стояла, испытывая лишь одно желание: поскорее удрать.
– Высоко же ты забрался, уважаемый, – продолжал рыжий полицейский, просканировав чип Карла Вениаминовича. – Не всякая птица долетит.
– Кому надо, долетают, – ответил хозяин лавки.
Рыжий скользнул взглядом по Татье, просканировал и ее чип, ухмыльнулся:
– Да уж, пташки, что надо.
Ну вот, теперь им все о ней известно. Она вспомнила о попугае, перевела взгляд на шкаф, за которым он скрылся, и увидела между ножками синий хвост. Чертяга затаился от незваных гостей.
Между тем, блондин прошел к окну и обратно, продолжая принюхиваться, точно пес. Захватил ладонью бусы на шторе, сжал их в гроздь.
– Мы, хотим поговорить о ваших покупателях, – сказал он старику, и будто невзначай взглянув на Татью.
Она почувствовала, как подбирается паника: она дочь преступника, и на нее можно все свалить, не тратя время на поиски виноватых. Сразу стало тяжело дышать, а в пальцах появилась противная дрожь.
– Я зашла случайно, – будто со стороны услышала она свой слабый, запинающийся голос. – Чернила купить. Я писательница… Начинающая.
И тут же подумала:
«Зачем я оправдываюсь? Меня ни в чем не обвиняют».
– Писательница? – блондин посмотрел на нее с улыбкой. Он выпустил из руки бусы, и они закачались, ударяясь друг о друга с тихим стуком. – О чем же вы пишете?
– О людях. Их радостях, обидах, страстях.
Рыжий фыркнул:
– Такая красивая девушка, а занимается всякой хренью. Лучше бы танцевала, с такими-то ножками.
Татья вскинула голову, едва не ответила: «Тебя забыла спросить, тупой полицай!» Но, конечно же, промолчала, только осмотрела презрительным взглядом.
Блондин насмешливости напарника не разделил. Подойдя к Татье, кивнул на колбу в ее руке:
– Это что такое?
Она прочитала голографическую надпись на его куртке: номер 36489. У них даже имен нет. Только номера, как у машин.
– Чернила, – ответил за нее Карл Вениаминович. – Такими некогда писала английская писательница Джейн Остин, если это имя не оскорбляет слух господ полицейских.
В его интонации звучал явный сарказм. Судя по лицу рыжего, имя писательницы ни о чем ему не говорило.
– Проверь состав чернил, – сказал блондин напарнику и протянул руку к колбе: – Вы позволите?
Как будто ее отказ что-то поменяет.
– Пожалуйста! – преувеличенно громко произнесла она и отдала чернила.
Номер 36489 передал их напарнику, тот капнул на затянутое в перчатку запястье, и справа от капли замерцали мелкие строчки. Татья вытянула шею, пытаясь разглядеть, что написано.
– Ну, что там? – спросил блондин.
– Ничего интересного, – ответил напарник. – Галловая кислота, железный купорос, гуммиарабик, глюкоза, фруктоза, фрагменты пектина, этиловый спирт.
– Стой на месте! – неожиданно рявкнул блондин на Карла Вениаминовича, который сделал несколько шагов к пузатому комоду.
Хозяин лавки замер, подняв руки. Мол, спокойствие, господа полицейские.
– Вот так и стой, – одобрил номер 36489. – И чтобы руки все время на виду были.
«В чем же он провинился? – недоуменно подумала Татья. – Такой милый, безобидный дедушка. Наверняка с кем-нибудь перепутали. Лишь бы обвинить!»
– Значит, чернила здесь покупаете, – произнес блондин, и его голубые глаза встретились с каре-зелеными Татьи. Она кивнула, и «номер» продолжил: – Небось еще и пером пишете свои романы о страстях человеческих. Все, как в старину.