В тупике бесконечности
Шрифт:
– Сколько людей тебя прикрывает? – жестко спросил Крюк.
– Семеро. Четверо в отеле и трое на улице.
Внизу стукнула дверь, о чем-то невнятно спросила администраторша.
В следующее мгновение в здании погас свет. Их окутали темнота и тишина. Только кровь в ушах стучала. Послышался топот ног по лестнице.
Татья судорожно вздохнула:
– Это они!
– Не переживай, я здесь тоже не один, - усмехнулся Крюк.
Как по команде двери двух соседних номеров открылись и оттуда как горох из стручка высыпались вооруженные
– Разувайся! – приказал Крюк.
Она быстро сняла туфли, ступила на ледяной пол. Схватив ее за руку, Крюк увлек в конец коридора. Туда, где, как она помнила, была имитация иллюминатора.
Коридор прорезали лучи фонарей. Громыхнул первый выстрел и эхом заметался средь гладкой стали.
– На пол! – заорал Крюк и Татья едва успела упасть. Содрала колено, больно ударилась локтем.
Коридор накрыл шквал пуль. Дико прыгали лучи фонарей по стенам, красные трассы лазерных прицелов прорезали черноту, яркими вспышками вылетал огонь из стволов. Время словно растянулось, наверное перед смертью всегда так. Татья подумала, что в сумочке лежит пистолет, но прекрасно понимала, что не сможет его достать – лежала на полу, прикрыв голову руками, будто окаменевшая.
Крюк перекатился на бок, выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил куда-то в черноту. Затем соскочил на ноги, не без усилия поднял стоящую в углу статую робота и кинул в окно. Зазвенело бьющееся стекло, осколки посыпались на Татью, иглами впиваясь в кожу.
– Давай в окно! Быстро! – приказал Крюк и рванул ее за руку, помогая подняться.
Не раздумывая, Татья взобралась на борт иллюминатора, и прыгнула. Хоть и не высоко, а полет она успела ощутить. Бирюзовое газовое платье развевалось, будто крылья бабочки, и Татья, как мотылек, летела к свету, еще не зная, окажется ли он спасительным и ли наоборот – погубит.
Она упала на жесткую траву, рядом приземлился Крюк.
– Вставай! – захрипел он.
Татья быстро встала, по инерции отряхнула платье, а вот Игорь все еще пытался подняться. Здоровой рукой он опирался о землю, а больной пытался ухватить рукоятку пистолета.
Из окна в кусты ловко сиганула тень. Нагнали!
Крюк несуразно вскинул пистолет.
– Отдай, я умею, - заверила Татья.
Он хотел было возразить, но, видимо, осознал, что стрелок из него никудышный, и отдал. Предупредил:
– Осторожно, заряжен.
Татья взяла пистолет, отметила, что он совсем такой же, из какого ее учил стрелять на тренировке Михей. Она уверенно сжала рукоятку, положила палец на спусковой крючок и направила ствол к кустам.
Неожиданно кто-то выскочил из темноты справа. Не успев разобраться, что делает, Татья повернулась и нажала на спусковой крючок. От отдачи дернулась рука. Тот человек тоже дернулся назад, словно его ударил в грудь невидимый кулак. У Татьи перехватило дыхание. Будто во сне она видела, как человек сделал несколько шагов навстречу, вошел в полосу света, и она узнала Кирилла.
Татья вскрикнула, выронила пистолет и закрыла рот руками. Покачавшись на полусогнутых ногах, Кирилл упал лицом в траву. Несколько раз дернулся и замер.
– Идем, - Крюк наклонился, поднял пистолет и, оглянувшись по сторонам, пошел к увитой плющом ограде.
Татья не шелохнулась, по-прежнему глядя на тело водителя. Его голова была повернута набок, глаза открыты. Казалось, он просто споткнулся и упал.
– Я не могла его убить… – прошептала она онемевшими губами. – Кирилл? Вы меня слышите? Я не хотела!
Водитель не шевелился. Рядом снова появился Крюк, зло схватил ее за руку и потащил за собой. Тонкие чулки порвались еще в отеле, и щебень больно впивался в босые ступни. Татья сделала с десяток шагов, когда у нее началась рвота. Ее буквально выворачивало наизнанку, ноги подкосились, и она упала на траву. Крюк что-то гневно орал, но она не понимала значения слов.
Кажется, он уходил… Потом вернулся, поднял ее с земли и поволок за руку по каким-то кустам. Ветки хлестко били по щекам и обнаженным плечам, ноги запинались о корни.
Потом под ногами появилось гладкое, прохладное, и Татья с удивлением обнаружила, что они стоят на шоссе, по которому она приехала в отель. По которому ее вез Кирилл, которого она только что убила. Вот этими самыми руками. Она поднесла руки так близко к глазам, что расплылись линии на ладонях. Где-то здесь есть линия убийства, она должна быть набухшей от крови…
Кто-то грубо встряхнул Татью за плечо. Раз, другой, потом щеку обожгла пощечина.
– Соберись же, наконец! – зло сказал Крюк.
Татья подняла голову, уставилась на него.
– Я убийца, - медленно, словно во сне произнесла она. – Я убила доброго златокудрого Аполлона…
– Ты защищала свою жизнь, - с нажимом произнес Крюк. – Любой поступил бы также.
Татья заплакала. Слезы щипали оцарапанные щеки, капали с подбородка.
– Иди вперед, - приказал Игорь. – Нельзя останавливаться. Через двести метров брошена моя машина.
***
Они долго ехали, мимо окон проносились чьи-то жизни, надежды, разочарования. А она просто ехала. Та, которая убила. Она была отвратительна самой себе, и в то же время чувствовала. Что хочет пить, и щеки щиплет, и кончик носа чешется… Как такое возможно?! Как?!
В начале Игорь о чем-то ее спрашивал, но, не дождавшись ответа, замолчал. Он остановил машину в спальном районе, вокруг, словно гигантские домино стояли дома с темными окнами. Люди давно спрятались своих квартирах-клетках и забрались под душные одеяла, чтобы встретить сны.
Заглушив двигатель, Игорь вышел, открыл дверцу со стороны Татьи. Он тоже выглядел осунувшимся и постаревшим, под глазами набрякли мешки, лоб прорезали морщины.
«Мы все потеряли что-то
На этой безумной войне»[1]