В твоих объятиях
Шрифт:
– Ничего ты не знаешь, – вызывающе промолвила Виктория. – Ты решил, что я собираюсь встретиться с Тринити, так как ревнуешь настолько, что ни о чем другом не можешь думать.
– Я еще за обедом догадался. Твой дядя решил, что ты уже остыла, но я понял, что ты что-то задумала. А нынче утром я сообразил.
– Тогда расскажи мне, где прятался Тринити эти два дня и как я должна его отыскать.
– Этого я не знаю. Но знаю, что ты намерена с ним встретиться. Ты не можешь так поступить, Виктория. Ты ведь будешь моей
– Ты мне нравишься, Бак. Всегда нравился. И я весь свой век буду благодарна тебе за то, что освободил меня из тюрьмы. Но я не могу выйти за тебя просто из чувства благодарности.
– Почему нет?
– Почему нет?! – возмущенно повторила Виктория. – Разве ты не хочешь иметь жену, которая любит тебя и будет смотреть на тебя с обожанием?
– Мне будет достаточно, если она будет хорошо ко мне относиться. Ведь ты сама сказала, что я тебе нравлюсь.
– Но мне этого недостаточно! Именно такие чувства я испытывала к Джебу, и посмотри, чем это кончилось.
– Но я не похож на Джеба. Я не пью.
– Дело не в этом. У нас с Джебом не было ничего общего.
– Но нам с тобой нравятся одинаковые вещи.
– Откуда ты это знаешь? Мы никогда с тобой не разговаривали.
– Будь проклят этот Тринити! Он не имел права путать твои мысли.
– Когда ты наконец поймешь? Это все не имеет отношения к Тринити. Я изменилась еще до того, как он здесь появился. Я жила как в коконе. Он помог мне осознать это. Предположим, вышла бы я замуж за тебя и обнаружила, что ненавижу все, что ты любишь. Я сделала бы тебя несчастным.
– С тобой я не могу быть несчастным.
– Езжай домой, Бак. Я хочу побыть одна... – Виктория чувствовала, что ее побеждает его слепая преданность.
– Ты собираешься встретиться с ним. Так ведь? Ответь мне, Виктория.
– Я не отвечаю перед тобой за свои поступки.
– Ты не можешь встретиться с Тринити. Я тебе не позволю этого.
Виктория потеряла дар речи. Бак говорил ей, что она должна делать, с их первой встречи, но никогда до сих пор он не пытался вмешиваться в ее личную жизнь.
– Скажи, ты любишь Тринити? – спросил он, прежде чем она успела возразить.
– Как я могу? Я ведь его едва знаю.
Не могла она влюбиться в него... Или могла? Нет, но она находила его чертовски привлекательным. Может быть, дело было в этом. Она слышала о мужчинах, которых так обуревало физическое влечение к женщине, что они теряли рассудок.
Но ведь к женщинам это не относится. Они совсем другие. Или нет?
– Нет, я не люблю его. Но хотелось бы поговорить с ним до его отъезда.
– Я тебе не верю. Ты собираешься позволить своему увлечению им отбросить пять лет осторожности. Ты перестала оглядываться на то, что у тебя за спиной.
– Но ведь это ты всегда смотрел мне за спину вместо меня. Не так ли? – взвилась Виктория. – Ты вечно заглядывал мне через плечо, смотрел за угол, и под кроватью, и за дверью... на протяжении пяти лет. Ты так меня запугал, что я тоже делала это.
– Не отворачивайся от меня, Виктория, – продолжал Бак, подъехав к ней так близко, что их колени соприкоснулись. – Я пять лет больше ни о ком не думал. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
– Мне очень жаль, Бак, но я уже сказала тебе, что не люблю тебя.
– Но ты выйдешь замуж за какого-то бродягу...
– Бак, будь разумен. Я только-только встретилась с Тринити. Я не люблю его, и он не любит меня.
– Он тебя загипнотизировал. Он хочет жениться на тебе, чтобы заполучить ранчо.
– Ты сошел с ума.
– Я не позволю ему получить тебя. Я заботился о тебе все эти годы и не собираюсь это прекращать.
– Это какая-то чепуха.
– Ты будешь встречаться с ним или нет? Скажи мне! – вскричал Бак.
– Я встречусь с ним, чтобы попрощаться.
– Я знал это! – кричал Бак. – Где он?
– Не знаю. Он оставил записку, в которой просил меня встретиться с ним на этом гребне, но его нет.
Бак придвинулся к Виктории и схватил ее лошадь за повод.
– Я забираю тебя обратно на ранчо. Я не стану рассказывать твоему дяде, что ты натворила, но ты должна пообещать мне никогда больше не делать ничего подобного.
– Отпусти повод! – приказала Виктория. Она была в такой ярости, что у нее задрожала нижняя губка. Она не могла унять эту дрожь и разозлилась от этого еще сильнее. – Как ты смеешь угрожать, что расскажешь что-то моему дяде?! Ты самый самодовольный, эгоистичный упрямец, какого я знаю. Никуда я с тобой не поеду.
– Я делаю это лишь для твоей безопасности. Ты же знаешь, что я никогда не думаю ни о ком, кроме тебя.
– Тогда тебе пора это прекратить. При первой же возможности поезжай во Флагстафф. Напейся или делай что хочешь, но не возвращайся, пока не выкинешь из головы безумную мысль, что я выйду за тебя замуж.
Виктория попыталась отвести свою лошадь от Бака, но он продолжал держать ее за повод ив конце концов заставил ее остановиться рядом с ним.
– Никто не будет обладать тобой, кроме меня.
Бак попытался поцеловать Викторию, но поскольку старался одновременно удерживать на месте обеих лошадей, ничего у него не вышло.
– Неужели тебе никто никогда не объяснял, что неразумно пытаться целовать женщину, сидя на лошади, особенно если вы сидите на разных лошадях? – раздался рядом голос Тринити.
Виктория прекратила бороться. Больше в этом не было необходимости. Она инстинктивно поняла, что Тринити все уладит.
– Будь ты проклят! – выругался Бак. Круто обернувшись к Тринити, он отпустил Викторию так внезапно, что она чуть не выпала из седла. – Я же сказал, что убью тебя, если увижу снова в «Горной долине».