В воздухе - испытатели
Шрифт:
– А справитесь?
– Справлюсь!
– Садитесь! Разрешаю.
И Антонов справился! Точными, ювелирными движениями рулей он плавно приземлил самолет на левую ногу.
Дорогостоящая машина была спасена.
В августе 1943 года кто-то "подсмотрел" Семена Михеевича Антонова и он был переведен на службу к испытателям.
Двадцать два года испытательной работы! Восемьдесят восемь типов самолетов освоил за это время Семен Михеевич! Истребители, штурмовики, фронтовые и дальние бомбардировщики...
Двадцать два года Семену Михеевичу
Однажды, когда Антонов был еще, как мы выражаемся, на подхвате, ему дали задание перегнать на заводской аэродром Ил-2 из серии первого выпуска.
Стоял этот бедняга Ил-2 уже несколько лет под брезентовыми чехлами, "жарился" на солнце, мок под дождями и леденел на морозных ветрах.
Но вот кто-то решил, что он, уже списанный, и должен стоять теперь на заводском аэродроме.
Антонов пришел с полетным листом на стоянку. Вместе с техником Порожняковым они проверили заправку бензином, маслом, подвигали рулями и элеронами. Затем запустили мотор, вырулили на старт и взлетели. А на половине пути (то, что после взлета било из мотора масло и залепило им передние стекла фонаря кабины - это ерунда) Антонов ощутил значительное кренение самолета вправо.
Кренение увеличивалось и увеличивалось и стало наконец таким, что Семену Михеевичу пришлось дать ручку управления влево до отказа. Левой же ногой, чтобы не разворачивался самолет вправо, он сильно давил на педаль. А правую ногу пришлось, как ни странно, снять с педали, ступню упереть в борт кабины, а колено - в ручку управления.
Мотор ревел на номинальной мощности, и самолет все же летел. Но что же с ним произошло? На правом крыле, начиная с ребра атаки, потоком срывало обшивку, которая, закручиваясь, обрывалась и улетала прочь.
Подлетел наконец Антонов к заводскому аэродрому. Руки и ноги дрожали от напряжения. Передние стекла фонаря кабины забрызгало к этому времени так маслом, что бесполезно в них было смотреть. Антонов смотрел влево, в боковую форточку. На газу подвел он машину к земле и приземлил ее.
– Как же ты долетел? - удивленно спросили его товарищи на аэродроме.
– Так это же Ил-2! - вытирая пот со лба, ответил невозмутимо Антонов. На нем только бы мотор работал... На фронте случалось похлеще. Отобьют, бывало, хвост, но мотор во всю силу крутит пропеллер, и самолет летит на свою базу!..
Это, конечно, шутка. Но в ней была и доля фронтовой правды!
Семен Михеевич Антонов всегда "выкручивался" из трудных положений, сохраняя экипаж и машину.
Однажды должен был выполняться групповой испытательный полет на воздушный бой.
На Б-25 взлетел Антонов, на Ла-5 - - Валентин Иванович Хомяков, а на Як-3 - Юрий Александрович Антипов.
И вот после взлета у самолета Антонова не убралась полностью передняя нога. Стал он ее выпускать, но она и не выпускается...
– "Полюс-три", подойди ближе к моему кораблю и посмотри, в каком
Тот незамедлительно выполнил соответствующий маневр своим самолетом, посмотрел ногу Б-25 Антонова и сообщил:
– "Полюс-двенадцать", передняя нога в полуубранном положении. Колесо развернуто вправо на девяносто градусов...
– Хорошо! Идем выполнять задание, а потом еще раз посмотрим, - сказал Антонов и повел самолет в заданный квадрат.
...После выполнения задания, подойдя к своему аэродрому, Антонов передал руководителю полетами:
– "Изумруд", я - "Полюс-двенадцать", у моего корабля не выпускается передняя нога. Пройду над стартом, посмотрите и посоветуйте, что делать?
Семен Михеевич, конечно, и сам знал, что делать, но так уж положено для порядка...
– "Полюс-двенадцатый", я - "Изумруд", проходите над стартом! - услышал Антонов голос руководителя полетами. Начались "смотрины" передней ноги самолета Антонова.
Вскоре на старт прибыли генерал Стефановский и инженер-полковник Лазарев.
– Пройди, Антонов, над стартом! - передал Стефановский в эфир уже без всяких позывных.
Антонов прошел над стартом раз, второй, третий...
Наконец, инженер, позабыв, видимо, в спешке, что Антонов находится в Б-25, дал ЦУ; рубить пол, выворачивать ломом переднюю ногу в нормальное положение и садиться на шасси.
– Что мы на "фармане" летаем? И какой тут к черту лом и топоры?! выругался борттехник Паутов.
– Ну и дела... - вздохнул Антонов, затем нажал на кнопку радиопередатчика и передал:
– "Изумруд", попытаюсь сесть на шасси. Разрешите?..
– Хорошо, Антонов, садись... - после некоторого молчания послышался в наушниках голос генерала Стефановского.
– Всем в хвост! - приказал тут же Антонов экипажу.
Штурман Степанов, радист Яблонский и борттехник Паутов незамедлительно направились по лазу в хвост самолета, чтобы создать предельно заднюю центровку.
Основные стойки шасси были в выпущенном положении, на замках. Антонов выпустил еще полностью и посадочные щитки и повел машину на посадку. Б-25 стремился поднять нос кверху, но Антонов двумя руками держал почти полностью отданный штурвал от себя.
Посадка была выполнена на основные колеса и хвостовую пяту.
Две трети пробега машина нормально бежала по укатанному снегу бетонированной полосы. Но вот нос Б-25 стал "проситься" вниз. Однако Антонов энергичными движениями штурвала не давал ему опуститься, потому что нужно было продлить время пробега на двух колесах, чтобы меньшей была скорость, когда машина коснется передней ногой земли и пойдет в резкий правый разворот.
"Беги, хорошая, беги... Еще немножко... Еще чуть-чуть..." приговаривал тихо Антонов и работал штурвалом и педалями. Когда же машина опустила переднюю ногу, он громко произнес: "Какая умница!.." - и сильно нажал на педали тормозов.