В воздухе - испытатели
Шрифт:
– Командир! Штурман! - раздается в это время голос стрелка-радиста Хабарова. - Ниже на две тысячи метров идут нашим курсом, набирая высоту, четыре "мессершмитта".
– Курс в сторону солнца! - подает тут же команду штурман Лашин, перезаряжая свой пулемет.
– Встречать "мессеров" прицельным огнем! - распоряжается Ермолаев, выполняя команду штурмана.
Солнце прикрыло своими лучами самолет. Напряженные минуты ожидания встречи с "мессерами"! Хабаров и Лашин наготове у своих пулеметов.
– Ну, так где вражеские истребители? Видите их? - спрашивает он подчеркнуто спокойно.
– Влево уходят! - отвечает обрадованно Хабаров.
– Вижу и я их! Уходят влево! - кричит также довольный Лашин и уже спокойным голосом добавляет: - Продолжай, командир, полет с этим же курсом...
Вскоре "мессеров" совсем не стало видно. Наш разведчик они просто-напросто потеряли.
Уйти в разведке от истребителей врага, обмануть их - это большая победа.
Ермолаев продолжает вести самолет домой, к линии фронта.
Металлический стук в правом моторе не дает покоя всему экипажу. Обстановка тяжелая: из мотора выбило много масла. Его температура и температура воды повысились настолько, что стрелки приборов зашли на красную запретную черту. А стрелка прибора, измеряющего давление масла, подошла к нулевому показанию.
Ермолаев понимает: медлить нельзя! Сейчас решение может быть только одно - выключить правый мотор. Не выключишь его - он заклинится или загорится.
– Даю правому по лапкам! - говорит он и выключает зажигание.
– Выключай, выключай... - говорит Лашин.
До линии фронта более ста километров, а до своего аэродрома около двухсот тридцати. Много! Дальнейший полет возможен только со снижением высоты. Но на большой высоте сильно разрежен воздух и самолет Пе-2 при полете на одном моторе заметно теряет ее.
– Хватит высотенки дотянуть хотя бы до своей территории? - спрашивает обеспокоенно Лашин.
– Хватит. До своей территории высоты хватит... - отвечает спокойно Ермолаев, а сам смотрит на большую стрелку высотомера, которая ползет и ползет влево по кругу циферблата. - Смотрите за воздухом! - предупреждает он экипаж.
– Смотрим! Чтобы не встретиться с "мессерами", выходи в Азовское море. Там спокойнее, - советует Лашин.
Лашин - опытный гвардеец, под Сталинградом он выполнил сто двадцать боевых вылетов.
– Хорошо, выхожу, - отвечает все так же спокойно выполняющий свой первый вылет летчик Ермолаев.
Высота быстро падает. С семи тысяч пятисот метров она упала уже до трех с половиной тысяч метров. А до своих еще далеко.
– Как там наши дела? - спрашивает сидящий в задней кабине Хабаров. - А то я сижу здесь один и вижу только запачканные маслом мотор да шайбу хвостового оперения.
– Дела идут нормально, - отвечает Ермолаев. - Тяну к дому потихоньку
– Но только не на "пешке". Она любит скорость. - Вклинивается в их разговор Лашин.
– Конечно, на "пешке" быстрее летишь - лучше. А что делать?
– Слушай, командир! - выкрикивает Хабаров. - А ведь ты сегодня сдаешь экзамен на боевую зрелость! Сегодня же твой первый боевой вылет!
– Знаю. Постараюсь не опозорить матушку-авиацию и вас, сталинградцев!..
– Сколько там километров осталось до линии фронта? Это справа, за морем, Ейск? - спрашивает Хабаров.
– Мало осталось: тридцать километров, - занижает цифру расстояния Лашин. - А это Ейск. Только не за морем, а за Таганрогским заливом. Так точнее.
Наконец на высоте двух тысяч шестисот метров пройдена линия фронта. Над своей территорией летать, конечно, веселее. Но стрелки приборов... Они не радуют! У земли температура наружного воздуха высокая и начал сильно греться работающий левый мотор. Стрелки, приборов температуры его воды и масла наползли уже на запретную черту. Мотор мог вот-вот отказать, и Ермолаев сбавил газ.
Все ближе и ближе свой аэродром.
Плотность воздуха у земли высокая - хорошо для полета, но мотор так сильно нагрелся, что уже еле тянет.
Следя за показаниями приборов, Лашин сообщает Ермолаеву через каждые две минуты расстояние до аэродрома. А он уже совсем близко. До него осталось каких-то пять километров.
– Доверни вправо двадцать градусов, чтобы с ходу сесть, - говорит Лашин Ермолаеву.
– Доворачиваю, доворачиваю...
– Высота двести метров!
– Выпустить шасси! - приказывает Ермолаев.
– Выпускаю... - говорит Лашин и устанавливает рукоятку шасси на "выпущено".
Из-за сопротивления выпущенных шасси "упала" скорость. Ермолаев увеличил ее движением штурвала от себя. Но при этом резко уменьшилась высота, которой было и так немного.
– Не хватает высоты! - кричит Ермолаев. - Включаю правый мотор!
Включено зажигание. Из выхлопных коллекторов правого мотора вырвались снопы искр, а затем с выстрелом вырвались и языки пламени. Резкая тряска передалась всему самолету, и мотор неуравновешенно заработал.
– Хорошо! Хорошо! Посадочные щитки некогда уже выпускать! Убир-раю газ! До-би-р-раю штурвал! - громко произносит Ермолаев и производит с небольшим недолетом мягкую посадку.
Не успел экипаж оставить кабины, как техники уже сняли нижний капот, С него и в мотора потекло на траву горячее темное масло. В левой части картера зияла большая пробоина, из которой выходил дымок.
– Обрыв шатуна, товарищи.., Вот оно слабое место в "стопятом"! - дал заключение подошедший старший инженер полка инженер-майор Мазалов.