В забытой стране
Шрифт:
Через мгновение наш лагерь наполнился шумом. Арабы кричали изо всех сил, суданцы бегали взад-вперед. И вот наконец из леса показался Дхирендра с ружьем под мышкой и сигарой во рту.
Дхирендра был старый охотник, но такой удачи, как в эту ночь, у него никогда еще не бывало. На следующий день он сказал нам, что ему очень хотелось бы доставить как-нибудь шкуру льва в туристский клуб, — это несомненно вызвало бы у всех изумление.
Через несколько дней после встречи со львом мы подплыли к деревне Аджак, жители которой оказали нам радушный прием. Они не советовали нам идти дальше на юг и сказали, что по ту сторону пустыни обитает многочисленное и сильное племя. Больше мы ничего не смогли узнать от них о лежавшей перед нами стране.
Оставив деревню Аджак
Я никогда не забуду этого участка пути. У меня распухли ноги, и каждый шаг давался с большим трудом. На руках были мозоли, а плечи до крови натерты веревкой. Я обессилел, но не сдавался, и товарищи были восхищены мужеством и выдержкой, которые проявил я в эти трудные дни.
Тогда же я узнал еще одну замечательную черту в характере Чана. Несмотря на то что он трудился день и ночь, он всегда был весел и подбадривал нас, убеждая, что теперь уже немного осталось до деревни Нивак, описанной Шивнатхом Джаухри.
Я должен сказать вам, что в это время мы плыли уже не по реке Собат, а по одному из его притоков, которого вы не найдете ни на одной карте. Вокруг простиралась неровная, холмистая местность, лишенная всякой растительности.
Мы знали, что перед деревней должен быть водопад, и представьте себе наш восторг, когда однажды ночью, пытаясь при свете луны продвинуться вперед, мы услышали вдруг шум падающей воды.
Мы подвели лодки к водопаду и вытащили их на берег, предварительно сложив все вещи подальше от воды, после чего мы с капитаном Дхирендрой отправились в деревню Нивак, оказавшуюся совсем рядом. Нам было очень трудно договориться с жителями деревни, которые едва знали, что такое одежда. Туземцы испугались, увидев нас, хотя на меня, должен сознаться, они нагнали еще больший страх.
Капитан, не колеблясь и не выказывая ни малейшей боязни, подошел к толпе людей и, убедившись, что они не понимают ни арабского, ни других местных языков, на которых я попытался заговорить с ними, начал объясняться с помощью жестикуляции, которой, надо воздать ему должное, владел в совершенстве.
Мы подарили им несколько связок бус из искусственного жемчуга, чем заслужили их доверие. Потом в сопровождении толпы туземцев мы вернулись к реке и с их помощью перетащили лодки.
Вспоминая эти страшные дни, я все более удивляюсь самому себе. Направляясь в деревню, мы отдавали себе ясный отчет в том, что подвергаем себя смертельной опасности, и тем не менее я сумел взять себя в руки. Капитан Дхирендра, которому не раз приходилось встречаться со многими африканскими племенами, предупредил меня, что опаснее всего выказать свой страх перед ними, если же они увидят, что вы ничего не боитесь и смело разговариваете с ними, они отнесутся к вам с почтением и сделают все, о чем бы вы их ни попросили.
На то, чтобы перенести лодки и вещи, потребовалось несколько часов. На следующий день мы позволили себе отдохнуть и подружились с жителями деревни, которые все, от мала до велика, пришли в наш лагерь посмотреть на нас.
От деревни Нивак начинался последний этап нашего путешествия по реке, которая теперь протекала по глубокому, узкому ущелью. Тянуть лодки на бечеве стало еще труднее. Конечным пунктом, к которому мы стремились, была Игольная гора. Я с особым нетерпением ждал эту гору, так как чувствовал, что меня уже ненадолго хватит при такой тяжелой работе. Кроме того, сама игла, высеченная в горе на правом берегу реки, была для меня одним из памятников древнеегипетской культуры, и я рассчитывал обнаружить на ней какие-нибудь рисунки или надписи, подобные тем, что были сделаны на игле в Лайопетре.
Однажды утром мы неожиданно вырвались из ущелья и увидели прямо перед собой Игольную гору. Я готов был заплакать от радости.
Хотя этапы нашего пути — Аджак, неизвестный приток, водопад и деревня Нивак — уже сами по себе подтверждали правильность и строгую последовательность событий, описанных Шивнатхом, однако
Проведя ночь на противоположном от Игольной горы берегу и едва дождавшись наступления следующего дня, мы с Дхандасом переправились в семь утра через реку и взобрались на гору. Увы, песчаные бури безжалостно уничтожили всякие надписи, и я мог лишь удивляться тому, как сохранилась до наших дней, спустя столько столетий, сама игла, высеченная в мягкой породе.
От горы наш путь лежал прямо на юго-запад. Из записной книжки и карты мы знали, что до пустыни нам придется добираться по гористой местности, поросшей кустарником, за которой начиналась область, обозначенная на карте словами: «Здесь, в этой стране песков, солнце пышет, как печь».
Теперь нам предстояло расстаться с рекой и начать путешествие по суше. Там, впереди, — преемник древней цивилизации город Митни-Хапи с гробницей Серафиса, в которой погребены бесценные сокровища. Но между нами и конечной целью нашего путешествия лежала страшная, пышущая жаром бескрайная пустыня, и мы не знали даже, в каком месте лучше всего начать переход через нее. При малейшей оплошности с нашей стороны она грозила похоронить нас в своих беспредельных просторах. Оружие и прочее имущество, необходимое в пути, нам предстояло нести на себе. Тщетно искали мы в записных книжках Шивнатха упоминания хотя бы об одном источнике воды в пустыне: в ней не было не только колодца или оазиса, но даже небольшого клочка земли, покрытого растительностью. И чем больше думали мы о предстоящем путешествии, тем оно казалось нам тяжелее и страшнее.
Самым твердым и стойким среди нас был капитан Дхирендра, и мы ждали его распоряжений. Первые две недели, что мы провели у Игольной горы, капитан тщательно обдумывал план перехода через пустыню.
Наши носильщики, арабы и суданцы, наотрез отказались идти дальше. Они наслушались в деревне Нивак всевозможных россказней и теперь, страшась этих мест, потребовали, чтобы мы немедленно отпустили их назад. Дхирендра заверил их, что мы пойдем через пустыню одни, и попросил, прежде чем расстаться с нами, оказать нам последнюю помощь, после чего они могут взять лодку и с чистой совестью отправляться в обратный путь.
Следующие два дня капитан охотился в соседних горах, богатых дичью, и приносил каждый вечер по нескольку тушек карликовых антилоп. Сняв с них шкуры, он сушил их и шил из них небольшие кожаные мешки-бурдюки. Я очень удивился, увидев, как Дхирендра ловко орудует иглой.
Мы наполнили водой из реки шесть бурдюков, и Дхирендра, Дхандас и четыре суданца, взяв их с собой, пошли по направлению к пустыне.
Они не возвращались три дня, и мы с Чаном все это время просидели в лагере. Я вел дневник и продолжал изучать иглу. Я увидел на ней много важных деталей, которые сразу же занес в путевые записки. Чан же только и делал, что спал, лежа на берегу реки, широко раскинув ноги и сложив на животе руки, как будто считал, что мы находимся в полной безопасности, в отношении чего я придерживался иного мнения.
На четвертый день ушедшая в пустыню группа вернулась назад. Капитан Дхирендра остался очень доволен результатом этого похода. Дойдя до пустыни, они зарыли у подножия последней горы один из мешков с водой и, выпив воду из второго мешка, провели здесь первую ночь. На следующее утро, едва лишь забрезжил рассвет, они двинулись в глубь пустыни с оставшимися четырьмя бурдюками воды. Дхирендра не выпускал из рук компаса, чтобы не сбиться с пути. В полдень они положили на землю третий бурдюк и насыпали над ним холм из песка, чтобы впоследствии можно было без особого труда найти это место. Пройдя отсюда довольно значительное расстояние, они поздно ночью зарыли в песок еще один бурдюк воды и, выпив воду из пятого, двинулись в обратный путь, неся с собой последний, шестой бурдюк, которого хватило ненадолго. Изнемогая от жажды, они наконец добрались до нашей стоянки и, опустившись на землю, с жадностью стали пить воду прямо из реки.