В заколдованном лесу
Шрифт:
— Это настоящий замок спящей красавицы, — пробурчал метр Меньян, который без сомнения надеялся на то, что нас встретят. Он остановил кабриолет перед подъездом и мы вышли.
— Эй! Кто-нибудь! — позвал он.
Я чуть было не сказал ему, что он понапрасну теряет время и что владельцы замка не в состоянии нас услышать, но все свои усилия я тратил на то чтобы стоять прямо и побороть слабость, которая исподтишка подтачивала мои последние силы. Мой спутник ухватил цепь колокола, и я услышал леденящие кровь удары.
Колокол заунывно звонил, а мне казалось, что я все еще слышу похоронный звон стоя в глубине леса. Я дернул метра Меньяна за рукав.
— Клянусь Богом, я не знаю почему эти люди, пригласившие нас позволяют, заставлять вас ждать господин
Он в бешенстве и с еще большим усердием стал дергать веревку без умолку трезвоня. Наконец дверь раскрылась. На пороге появился Антуан и низко поклонился.
— Не желают ли господа пройти за мной? Господин барон тотчас же примет их.
— Хочется надеяться, — сказал нотариус надменным голосом.
Что касается меня, то я походил на человека доведенного до бреда лихорадкой. Нотариус пропустил меня вперед, и я прошел за слугой внутрь этого проклятого замка принадлежащего моим предкам. Проходя через многие залы, я лишь мельком окинул их взглядом — до такой степени мое сердце было охвачено страхом. Мы направились к башне. Неужели слуга хотел посмеяться над нами или быть может он следовал полученным накануне до происшедшей драмы указаниям? Это без сомнения было удачное предположение. Но ведь этот же слуга ведь это же он управлял ландо тогда, во время прогулки в парке…
Я вновь настолько запутался в противоречивых предположениях, что, когда слуга постучал в дверь гостиной, я не смог удержаться, чтобы не схватить нотариуса за руку.
— Не бойтесь, — шепнул мне метр Меньян, — я не дам провести себя.
Как будто бы я боялся этого. Сейчас выяснится ужасная истина, и я спрашивал себя.
— Войдите! — вдруг раздался голос. Распахнулась дверь, слуга объявил.
— Господин граф де Мюзияк… Метр Меньян.
Ступив несколько шагов, я увидел их всех троих, сидящих в глубоких креслах Я увидел Клер в ее одеянии наяды [ 9 ] и баронессу, прикрывающуюся веером. Я увидел идущего навстречу и протягивающего мне руку барона Эрбо, большой палец которой был перевязан.
Note9
Наяды — в греческой мифологии водяные нимфы
— Добро пожаловать, господин граф. Мы счастливы познакомиться с вами.
Его голос звенел в моей голове, словно труба Страшного Суда. Я вздрогнул от ужаса, когда моя рука дотронулась до его руки, которая оказалась теплой и сухой, но еще страшнее стало мне, когда я склонился над рукой баронессы. Сошел ли я с ума? Или же передо мной находились демоны?
Вместе с тем взгляд моей любимой, обращенный ко мне, был чистым, словно родниковая вода, и не скрывал никакой тайны. Кто придвинул мне кресло и в какой именно момент это произошло? Что отвечал я на приветливые слова барона? Этого я не могу вспомнить. Помню лишь очень четко свой страх, возрастающий по мере того, как моим глазам представились на мгновение забытые детали перстень, сверкающий на пальце барона, в то время как он машинально приглаживал свои бакенбарды, корзинка с рукоделием, стоящая прямо у моих ног, и еще видимый на ковре след от капель воска, тщательно соскобленных.
— Не желаете ли сигару, господин граф?
Я отказался. Нотариус объяснил, что путешествие утомило меня, и что я нуждаюсь в длительном отдыхе. Но я уже не слушал его, а лишь тупо уставившись на кончик горящей сигары, вдыхал ее дым, пытаясь сравнить его с тем дымом, который я вдыхал вчера в лесу. Затем, оставив в покое сигару, мои взгляды упорно возвращались к трем глубоким креслам, к трем силуэтам в полумраке комнаты, они были на том самом месте, где я их видел накануне. А когда беседа, скупо поддерживаемая нотариусом, смолкла, то у меня возникло чувство, что сейчас все должно было начаться сначала, что наши хозяева сейчас заснут, застынут в своих креслах, погрузятся в сон, который на этот раз будет вечным. Однако барон тут же, как будто бы разделяя мои опасения, выразил замечание, оживившее беседу. Мне было нетрудно догадаться, что его предупредительность была насквозь фальшивой и невыносимое ощущение принужденности, которое я чувствовал, должно быть, разделялось всеми, поскольку Клер упорно молчала и сидела теперь, не поднимая Глаз. Мне стало неприятно, когда я заметил, что щеки ее побледнели, глаза были как бы обведены синими кругами, а губы полностью лишены притока крови. Ее мать казалась мне еще более исстрадавшейся. В частности, я отметил, что ее руки дрожали. Да и сам барон, несмотря на веселость, сигару и полноту деревенского дворянина, как показалось, только оправился от какой-то болезни, поскольку его голос моментами слабел и как-то странно надламывался.
Да и метр Меньян уже стал замечать некую неловкость, терзавшую меня. Он ерзал на своем стуле, покашливал и, не осмеливаясь перейти к цели нашего посещения, говорил об урожаях, домашнем скоте и о погоде.
— А не пройтись ли нам по замку!? — неожиданно предложил барон, поворачиваясь ко мне. — Я полагаю, что это — ваше самое жгучее желание. Выходя из гостиной, метр Меньян шепнул мне на ухо.
— Вы не находите, что они странноваты?
Я предложил свою руку Клер, и мы несколько отстали от барона, его жены и метра Меньяна, поскольку нас вовсе не интересовали деловые вопросы, к которым нотариус уже явно приступил. Мы медленно проходили через огромные комнаты, которые я узнавал со щемящим чувством меланхолии. Дошло до того, что я даже начал сожалеть о том, что замок не разорили, поскольку моя странная судьба заставляла меня в полнейшем одиночестве обосноваться в нем.
Когда Эрбо уедут, у меня будет бездна времени, чтобы бродить из комнаты в комнату, словно его последнее привидение. И я беспрестанно буду вспоминать о трех трупах в гостиной, об этих трех мертвецах,
которые в настоящий момент окружали меня и беседовали самым что ни на есть любезнейшим тоном. Я так и не смог сдержать судорожную дрожь, пробежавшую по моему телу, и Клер тихо спросила меня.
— Господин граф, если вы нездоровы, мы могли бы, быть может…
Очаровательнейшее существо! Я готов был поделиться с ней истиной и сегодня с трудом понимаю, что именно меня остановило от этого.
— Здесь под сводами довольно свежо, — сказал я — Пойдемте!
Не знаю, что помешало мне намекнуть ей на ночные события. Я все еще горел желанием проникнуть в эту тайну, но не знал, как именно высказать свои мысли, чтобы естественным образом завязать непринужденную беседу на терзающую меня тему. Кроме того, шелковое шуршание платья Клер, легкое прикосновение ее пальцев к моей руке, запах ее волос, словом, все ее присутствие окончательно взволновало меня до того, что я просто потерял дар речи. Так незаметно мы перешли на второй этаж замка. Я смутно слышал голос нотариуса, называвшего цифры и, казалось, поддерживающего оживленную беседу.
Вдруг мы вошли в мою небольшую спальню с побелевшими стенами, обставленную крайне строго.
— Моя спальня, — пробормотал я.
— Мы отремонтировали ее, — сказала Клер.
Я долго смотрел на узкую железную кровать, стоящую под белыми крыльями занавесей, на распятие и высохшую веточку освященного кустарника, на секретер, крышку которого я отбрасывал, когда садился что-то делать, и стоящий в углу, подле окна, выходящего на крепостную стену, скромный столик с тазиком и кувшином воды. Из этой комнаты я был безжалостно выгнан в ссылку, а теперь я возвращался, чтобы выдержать новое, гораздо более тяжкое испытание. Как я желал, чтобы эти нежные излияния, милые откровения и воспоминания придали бы немного твердости и одновременно надежды моему сердцу. Но имел ли я право признаться этой девушке в терзавших меня чувствах? Мог ли заставить ее разделить мои опасения? В особенности как мне сказать ей о том, что я вижу сейчас? Я чувствовал себя похожим на одного из рыцарей прежних лет, заколдованных любовью феи, и, возможно, я бы нисколько не удивился, если бы моя любимая превратилась на моих глазах в райскую птицу или единорога.