В западне
Шрифт:
– Полицейский гнался за этим парнем, – вмешался Йоук.
– Да, патрульный Гарри Филпс.
– Почему?
– Потому что он убегал.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду то, что пара патрульных машин появилась на Грант и те парни, как кролики, кинулись врассыпную. Филпс бросился за одним из них. Тот выхватил пистолет, несколько раз оглянулся через плечо на офицера, и заскочил в эту церковь. Филпс продолжал преследовать его, услышал выстрел и остановился возле жертвы, чтобы оказать ей первую помощь. Она оставалась в живых еще секунд пятнадцать.
– То
– Мне не нравится то, что вы хотите этим сказать, – взорвался лейтенант. – И мне не нравится ваше лицо. Филпс, полицейский офицер Филпс выполнял свой долг. Мы патрулируем эту грязную дыру, мистер «Вашингтон мать твою пост»!
– Да, но…
– Убирайся с глаз долой!
– Послушайте. Я…
– Вон! Это место преступления. Вон отсюда!
Джек Йоук ушел.
Дорган сидел на бордюре возле церкви. Йоук сел рядом. Толстый полицейский у двери не обращал на них внимания.
– Что ты думаешь? – спросил Дорган.
– Я не думаю, я отказался от этого занятия еще два года назад.
– Я собираюсь пойти на Грант и поснимать там немного, а затем поеду назад в город. Думаю, несколько снимков с детьми получатся неплохо. Действительно, тяжело смотреть на все это.
– Да.
– Постарайся, чтобы тебя не надули, – сказал Дорган вставая, поправил камеру и ушел. Йоук смотрел ему вслед.
Сидеть было холодно, Йоук встал и отряхнул брюки, затем походил взад-вперед по тротуару.
Через некоторое время из здания вышли дети. У каждого в руках коричневый бумажный пакет. Йоук смотрел им вслед, пока они не скрылись среди домов.
Спустя несколько минут потянулись полицейские. Лейтенант, не обращая внимания на Йоука, забрался в патрульную машину на сиденье рядом с водителем. Другой полицейский в форме сел за руль.
В конце квартала Йоук заметил человека, который, сунув руки в карманы куртки, быстро шел по направлению к ним.
Он идет сюда, решил Йоук и стал за ним наблюдать. Ему лет сорок пять, короткие седые волосы. Смуглая кожа туго натянута на щеках и скулах.
Человек, не останавливаясь, поднялся по ступенькам и вошел в дверь, лишь мельком взглянув на Йоука и полицейских.
Йоук перегнулся через ограду, которая защищала то, что когда-то было травой. Температура понизилась градуса на три и небо потемнело. Он все еще размышлял над тем, возвращаться ли ему в офис или войти внутрь, когда упали первые капли дождя.
Он пошел к своей машине напрямик через квартал. Капли дождя оставляли следы в придорожной пыли. Навстречу попался полицейский с пистолетом в одной руке. Другой он держал радиостанцию и что-то говорил на ходу. Йоука он проигнорировал.
Машину никто не тронул. Колеса на месте. Переднее стекло не разбито, двери заперты. Вот чудеса.
Йоук медленно ехал через квартал. Дождь барабанил по стеклу. Вдруг Йоук передумал и возвратился назад к церкви.
Полицейские разъехались.
Он поставил машину перед входом, заперев дверь на ключ, и вошел внутрь.
В коридоре он остановился и прислушался. Дверь, что вела в Центр по уходу за детьми, оказалась открытой, изнутри доносились голоса. Йоук подошел к двери. Молодая женщина, которая недавно успокаивала детей, плакала, положив голову на плечо смуглого седоволосого мужчины, того самого, что недавно прошел мимо Йоука в церковь.
– Вы репортер? – спросил мужчина.
– Да, – Йоук оглядел ряд детских стульев и, решив, что они малы для него, опустился прямо на пол, усевшись по-турецки.
– Я хочу, чтобы вы об этом написали. Хорошо написали. О ней никто никогда не писал, но она заслужила это.
Йоук достал блокнот.
– Джейн Уилкинс была матерью моих детей. У меня двое детей от нее. Мы никогда не жили вместе. Год назад я предложил ей выйти за меня замуж, но она отказалась. Она знала, что я в свое время принимал героин, и если бы оказался в этом проклятом квартале, то снова сорвался бы. Но она не могла жить в другом месте. Здесь она работала, с этими детьми. Они были ее заботой. Она пыталась спасти хотя бы некоторых из них. Она выросла в этом квартале, но ей удалось вырваться отсюда и получить образование. Она получила стипендию Джорджа Вашингтона и степень по биологии. А затем продолжила образование в Пенсильвании. Пару лет проработала микробиологом, а потом все бросила и вернулась сюда, в церковь, чтобы заниматься детьми.
– Почему?
– Вам приходилось бывать раньше в этом квартале? Нет? Ну, и как впечатление? Можете представить, как здесь живется. Никакой личной жизни, стены, тонкие как бумага, ущемленные и голодные дети, везде мусор, лампочки разбиты, двери выломаны, повсюду торгуют спиртным и наркотиками, повсюду витает запах мочи и испражнений, повсюду разврат и безнадежность. Да, воняет. Эта вонь пропитала все насквозь, от нее уже никогда не избавиться. Я вновь ощутил этот смрад, когда сейчас шел по улице.
Вот так и растут дети в этом навозе, как крысята, без любви, без еды, без внимания. Джейн хотела дать им то, чего не смогли им дать их матери. Она дарила им любовь. Хотела спасти хотя бы одного-двоих. Пусть не всех, но хотя бы нескольких. Чем только ни занимаются их матери – мошенничеством, проституцией, лишь бы добыть доллар, чтобы купить очередную порцию наркотика.
– Вчера вечером она отвела двоих ребятишек в больницу, – вмешалась молодая женщина. – Один из них умирал с голоду, несмотря на то, что постоянно здесь что-то жевал, а у другого оказалась легочная инфекция. Джейн всегда так поступала.
Мужчина с раздражением замотал головой.
– Но Джейн никогда не пыталась остановить торговлю, – медленно произнес он. – Никогда не вмешивалась, если кто-то привыкал к наркотикам, никогда не осуждала, не сообщала в полицию. Она просто пыталась спасти детей. Детей…
– Как вас зовут?
– Том Шеннон. Я работаю в муниципальной службе. Водителем уборочной машины. Я возглавляю отделение организации «Анонимные наркоманы». Самое большое отделение в городе. Что касается меня, то я, как мог, старался сделать все, чтобы помочь тем людям, кто сам решил себе помочь. Я хотел открыть отделение здесь, в этом квартале, но это никого не заинтересовало. Главное, самому захотеть помочь себе.