В западне
Шрифт:
– Давай по порядку, Ти. Ты заплатил этой женщине, про которую думал, что она миссис Линкольн, четыре сотни кусков. Ты сводил ее пообедать. Она подсунула тебе какую-то гадость и обчистила весь дом?
– Да, Берни. Бумаги, которые она подписала, не имеют силы. Это подлог. Я не знаю, кто она, черт побери, но я сижу тут и смотрю на фотографию миссис Линкольн во вчерашней газете, и вижу, что та проститутка, которая подписывала вчера бумаги и увела мои деньги – это не она.
– И что, у нее хорошие сиськи?
– Да, но…
Берни Шапиро пронзительно засмеялся.
– Послушай, Берни, – возмутился Броуди, когда Шапиро прекратил кашлять, – это вовсе не смешно. Она свистнула ваши деньги.
– Ну нет, Ти. Она увела четыреста тысяч у тебя! Мы дали тебе наши четыреста тысяч, чтобы ты купил эту проклятую компанию, и тебе следовало получше обращаться с ними. У тебя сорок восемь часов, Ти. Я жду документы о передаче титульного права на эту компанию у себя на столе в течение сорока восьми часов. И лучше если их подпишет настоящая, bona fide, миссис Джадсон, вдова Линкольна. Ты еще меня слушаешь?
15
Спиртной напиток, к которому подмешан наркотик или другой лекарственный препарат. – Прим. перев.
– Да, Берни. Но хорошо бы, если бы ты помог мне поймать эту черномазую суку и вернуть деньги.
– Ты не вызывал полицию, не так ли?
– Нет, я подумал, что сначала не мешало бы потолковать с тобой.
– Хорошо, наконец-то ты сделал хоть один верный шаг. Я подумаю, как помочь тебе поймать эту стерву, но тем временем ты займись делом Линкольна. Я не собираюсь повторять.
– Конечно, конечно, Берни.
– Расскажи-ка, как выглядела эта женщина.
И Броуди рассказал.
– А этот адвокат, что был с ней, как выглядел он?
Броуди описал Джеремию Джоунса вплоть до шнурков и скверных зубов.
– Я подумаю над этим, Ти. Поспрашиваю кое-кого. Но у тебя только сорок восемь часов.
– Да.
– Только не делай глупостей. – Связь прервалась.
Джефферсон Броуди положил трубку, поднял пузырь со льдом и аккуратно приложил его ко лбу. Это немного помогло. Пожалуй, надо еще выпить три таблетки аспирина.
Надо полежать несколько часиков. Вот так. Ноги кверху.
Но сначала он прошелся по дому, в который раз выясняя, что пропало. Если он когда-нибудь встретит эту дешевку, он убьет ее. Может, после того, как он закончит дело Линкольна, ему удастся уговорить Берни возбудить к ней иск.
Проходя мимо двери, ведущей в гараж, он почувствовал неладное. Он открыл дверь и заглянул внутрь. Пусто. Разве он не поставил свой «мерседес» сюда вчера вечером? Или оставил его на дорожке?
Броуди нажал на кнопку, чтобы открыть дверь гаража. Дверь медленно, как в сказке, поднялась. Его взору предстала пустая дорожка.
О! Она украла и этот проклятый автомобиль тоже!
Глава 8
– Почему? Скажи мне, почему?
– Потому что мне так хочется, – со злостью ответила Элизабет. – Неужели так трудно понять?
Танос Лиаракос ущипнул себя за нос и потер бровь. Он часто так делал в суде, и его помощники знали – так он пытался справиться со стрессом. Хотя его жена тоже знала об этом, она сделала вид, что не обратила внимания. Она обхватила руками колени и уставилась на простыню, на которой отчетливо виднелся штамп госпиталя.
– Эта штука убьет тебя, – сказал он после секундной паузы. Она фыркнула. – Да что я тебе объясняю. Неужели мне нужно говорить о детях? Или о том, как я люблю тебя? А может, еще раз повторить, что ты играешь в русскую рулетку? И вот-вот проиграешь.
– Ты думаешь, я одна из твоих полоумных членов жюри? Не трать на меня свое красноречие.
– Ты продаешься за этот белый порошок, Элизабет. Продаешь свое человеческое достоинство. Свой ум. Свою душу. Да-да! Ты готова отдать все, ради чего стоит жить, взамен на несколько минут сомнительного удовольствия. Боже, ведь это глупо.
– Я не нуждаюсь в воспитателях. Я не собираюсь сидеть и молчать, пока ты мелешь оскорбительную чепуху. Убирайся отсюда!
– Чего ты хочешь, Элизабет?
Она посмотрела на него и скрестила руки на груди.
– Хочешь, поедем домой?
Она промолчала.
– Я хочу сказать тебе откровенно. Ты наркоманка. Через несколько дней после того, как тебя выпишут, ты отправишься в клинику. Я уже позвонил и послал им чек. Это будет третья попытка. Тебе придется поехать и оставаться там, пока тебя не вылечат. Окончательно и навсегда. Тебе придется научиться жить без кокаина всю оставшуюся жизнь. Только после этого ты вернешься домой.
– Боже мой, ты говоришь об этом так, будто у меня какой-то отвратительный вирус или скверная венерическая болезнь.
– Оставь это, Элизабет.
– Ты так уверенно говоришь, черт побери! Ведь это все со мной происходит. А если я не смогу?
– Если ты не сможешь, я подам на развод. Я потребую установить над тобой опеку и добьюсь этого. Ты можешь распутничать и воровать, делать все, что угодно, чтобы заработать себе на очередную дозу. А когда позвонят из морга, мы с детьми проследим, чтобы тебя похоронили по-христиански и на могилу положили небольшую мраморную плиту. И каждый год на День матери [16] мы будем приносить на твою могилу цветы.
16
Праздник в США, второе воскресенье мая. – Прим. перев.
По лицу Элизабет лились слезы.
– Наверное, мне следует покончить с собой, чтобы навсегда прекратить это, – тихо произнесла она. Но слишком поздно. Ее муж не слышал этой театральной реплики. Он был уже в дверях.
Он исчез в глубине коридора, прежде чем она успела еще что-нибудь сказать.
В девять утра Генри Чарон ждал в квартире на Нью-Гэмпшир-авеню, когда подошел грузовик из компании по сдаче мебели в аренду. Гризелла Клифтон отсутствовала, и Чарон решил все взять на себя. Он показал, куда ставить кровать, диван и шкаф, кресла и телевизор, а затем дал водителю и его помощникам по десятке чаевых.