В заповедной глуши
Шрифт:
Полотнище было в достаточ-ной мере выцветшим и совер-шенно не двигалось. Да и сама школа - длинное полутораэта-жное здание на пригорке пря-мо возле въездной дороги - вы-глядела просто-напросто вы-мершей. Валька сразу догадал-ся, что это именно школа, не пришлось никого искать на вымершей жаркой улице и спрашивать.
Валька прошёлся вокруг, покричал. Постоял возле ук-рытого плёнкой памятника - наверное, погибшим ученикам и учителям, в Валькиной гим-назии тоже был такой. Конечно, занятия кончились, но всё-таки 3 июня - это время эк-заменов и прочего... Вот разве что он уже припоздал, пока шагал через лес? Устав ша-таться вокруг, мальчишка легко взбежал на крыльцо и потянул на себя дверь. Спросил в большой светлый холл, заляпанный и пахнущий извёсткой:
– Кто-нибудь есть тут?
Странно, но школа была открыта настежь. Слегка недоумевая, Валька прошёл по скрипучему коридору, где на дощатом полу со следами зачистки под покраску лежали со-лнечные квадраты и крутилась в золотистых лучах пыль. Заглянул в пару классов - таких же пустых и явно приготовленных к ремонту.
Никого.
Он снова прошёлся, заглядывая в пустынные классы. Школа поражала его несоот-ветствием с тем, что он знал под этим словом. Где компьютерный класс? Где новенькие столы? Где интерактивные доски, где всё то, что имелось в его гимназии и чего он фак-тически не замечал? Как они тут учатся-то?
В коридорах во многих местах стояли парты,лежали аккуратно составленные сто-пки плакатов, рулоны карт, доски и вообще всякое-разное. Кое-какие классы и кабинеты были закрыты. Валька начал жалеть, что потратил столько часов от выходного дня на пеший марш - где тут найдёшь краски? Да ещё и Витька начал темнить со страшной силой, сперва согласился идти вместе,а потом выяснилось,что сбежал до света... И так, между прочим, уже вторую неделю!
86.
Размышляя обо всём этом, Валька не сразу сообразил, что читает - и уже не пер-вый раз - плакат, снятый и поставленный у стены, но лицевой стороной. Это были сти-хи, а возле них - ещё одна часть плаката - мальчишка в полувоенном, поднимая одной рукой красный флаг, другую приставил ко рту, что-то крича. Внизу плаката шла надпись, тоже опхожая на крик:
ОТЗОВИТЕСЬ, СЛАВЯНЕ !!!
РУССКИЕ ЛЕСА
Не раз
Над вражескими ратями
В дыму клубились
Небеса,
И на пути завоевателей
Вставали
Русские леса.
И до сих пор
Непокорённые
Деревья выстроились
В ряд:
Одни - как стрелы
Оперённые.
Другие -
Копьями стоят.
Стихи были хорошие. Но что самое главное - лицо. Лицо мальчишки, изо-бражённого на плакате. Вальке вдруг по-казалось, что он... да, что он где-то ви-дел этого парня. Хотя, конечно, так и не могло быть.
Он постоял, прочитал стихи ещё раз, мельком подумав: странно, тут же Белоруссия, а они - про русские леса. Опять посмотрел на мальчишку. Ясно, что он - современный, из какой-нибудь военной игры, наверное. Ну а что рядом такие стихи - это для связи времён...
С этой мыслью Валька, уже не думая найти Витьку, спустился к какой-то полуподвальной двери.
За ней оказался гулкий и пустынный, как и вся школа, спортзал. Впрочем, кажется, по необходимости он служил и актовым залом - об этом говорили ряды складных стуль-ев вдоль одной стены и... большой концертный рояль, стоявший в углу напротив двери.
Удивлённо приподняв бровь, Валька подошёл ближе. И удивился ещё сильнее - на поцарапан-ном чёрном лаке крышки остатками позолоты переливалась надпись знаменитой старой фирмы:
– ERAR-
87.
– Смешно, - пробормотал Валька.
– "Эрар". Как у нас.
Он провёл пальцами по крышке. На ней густым слоем лежала пыль. Решительным движением откинул её и, садясь на простой школьный стул, открыл клавиши. Тронул не-сколько.
Конечно, рояль был расстроен. На какой-то миг Валька, как это ни смешно, ощу-тил родство с этим инструментом: они оба были рождены не для такой жизни, они оба были не там, где должны были быть... Оба были брошены.
Валька тряхнул волосами. Решительно положил пальцы на клавиши. Попробовал их ещё раз - уже примериваясь, стараясь добиться нужного звука. И - заиграл...
...Как всегда в такие моменты, он забыл об окружающем. Музыка унесла его прочь из зала... и он очнулся только когда упали в тишину последние стеклянные ноты - а очну-вшись, ощутил чьё-то присутствие. И встал, оглядываясь.
Возле двери стояла немолодая, просто одетая женщина - лет сорока, в платье-са-рафане и потёртых туфлях, с платком на плечах. Светлые с проседью волосы женщины были забраны в узел, похоже было, что она только что работала. Но сейчас она смот-рела прямо на Вальку, смущённо стоящего у рояля, широко раскрытыми поблёскивающи-ми глазами.
– Д... добрый... утро, - с нехарактерной для себя растерянностью косноязычно сказал Валька.
– Ты знаешь, что играл, мальчик?
– вместо ответа тихо спросила женщина.
– Конечно, - пожал плечами Валька.
– Сюита Эдварда Грига (1.) "Пер Гюнт". "В пеще-ре горного короля"... Ой. Извините. Я Валька... в смысле - Валентин Ельжевский.
– Племянник Михала Святославича?
– мягко улыбнулась женщина.
– Я о тебе слыша-ла... Подожди, - она лёгкой походкой подошла к роялю, не садясь, наиграла мелодию.
– А это что?