В злом

Чаласлав

Зашла, шлёпая тапочками, сонная Тая.

– Дайте кофе, кофе хочу, где кофе?

Рита выключила плиту, пошкрябала лопаткой по сковороде и подвинула тарелку с яичницей к Тае:

– Поешь.

Тая поморщилась:

– Жирного с утра, не, ты чё, кофе хочу.

Тая увидела банку с кофе и полезла за ложкой.

– А бутер будешь? Сыр есть.

– Не.

– Тост хотя бы съешь.

– У тебя тостер есть? Фига ты мажор.

– Хозяйский.

– А блестит, как нулячий.

– Сыр можно было в яичницу покрошить. Тот же омлет бы получился. Только вкуснее.

Галя

посмотрела на часы:

– Я помоюсь схожу быстро. Полотенце там какое-то висит, я его в корзину потом брошу.

– Да у меня чистых полно, – Рита встала и пошла к шкафу в прихожей. Галя за ней. – Держи.

– Спасибо, я мигом.

Рита вернулась и села за стол.

– А ты почему этим занимаешься? – спросила она Таю.

– Чем?

Рита обвела вилкой круг в воздухе:

– Этим. Кураторством. Акционизмом.

– Онанизмом. Не знаю. Весело бывает.

– А бывает, что не бывает.

– Ну, типа того.

– Танька не выдержала, например.

Тая дёрнула плечами:

– Ну, да. Фиг знает. С одной стороны: работа, как работа. Вон, девчонки аниматорами прыгают. В ростовых куклах потеют. И ничего. С другой… У Янки крыша слетела. Только есть ли связь? Мне она не отчитывалась. Может, она и во «Вкусочке» бы взбесилась? Менеджера во фритюрницу…

Рита хихикнула:

– «А теперь достаточно прожарено?»

Она показала будто кого-то окунает головой. Тая тоже прыснула:

– Ага. Касса свободна.

Рита посмотрела на мобильник:

– Текст прислали.

– Зашибись, – безразлично бросила Тая. – Сколько градусов на улице?

– Двенадцать.

– Нормально.

– Точно? Дать чё-нибудь потеплей?

– Гхамаши? «Гхаля, гхде гхамаши?»

– «В гхардеробочной».

– Ха! А, да-да, гардеробочная. Лестничная.

– Пфхх. Пойду одеваться.

Рита выползла из-за стола. От сидения с подвёрнутыми под себя ногами начинались мурашки.

– Я ещё тост сделаю? – спросила разрешения Тая.

– Да. Потом выдернешь из розетки, говорят они взрываются.

Тая округлила глаза:

– Чооо?

– У знакомых разлетелся, так что я стремаюсь, включенным не держу.

– Фигасе.

Рита встретила Галю возле уборной.

– Я кинула полотенце туда, – она показала.

Рита кивнула.

– Мыться будешь? – спросила Галя.

Рита задумалась. Галя опередила:

– Если будешь, давай быстрей.

– Не, не буду, – решила Рита. – Ты на кухню? Спроси у Тайки.

– Не буду, она вечно телится по полгода. Я лучше волосы посушу. Есть фен?

– Точно, извини. Вон, в том шкафчике.

– Спасибки.

Галя опять скрылась в ванной. Рита побрела одеваться. Прителепалась Тая и стала возиться рядом. Рита опрокинулась спиной на кровать и поднесла к глазам смартфон. Было четыре пятнадцать утра. Рита скопировала сообщение, присланное организатором, в новую эсэмэску, дождалась, когда часы показали «4:20», нажала конвертик и тут же отправила тот же текст по другому номеру. Она посмотрела на подруг: они тоже отправляли эсэмэски своим подопечным.

– Звонить? – спросила Рита.

– А как договаривались? – напомнила Галя.

–

Что напишу.

Галя показала мимикой: так какие, мол, могут быть вопросы?

– Ну, не знаю, – с сомнением проговорила Рита.

– Придут, не парься.

Рита задумалась:

– Странно всё это.

– Так, давай не тормозить, пошли, нам шкондылять полчаса.

– Я такси вызову.

– Ммажорка, – с уважением прокомментировала Тая.

– Пока оно приедет, мы опоздать можем, – возразила Галя. – Нельзя, чтобы дети раньше нас пришли.

На странице приложения значилось: «Водитель Замир. Ожидайте прибытия через 23 минуты».

– Двадцать три минуты, – упавшим голосом прочитала Рита. – Ладно, айда жопы морозить.

Девчонки обулись, надели куртки (Рита выбрала свою особенную с перешитым передним карманом) и вышли из квартиры. Рита повернула ключ и сунула в карман. Проверила, на месте ли телефон. Заметила, что на экране высветились два ответных сообщения: «Иду» и «Я вышел».

Было свежо, но сухо. Абсолютная тишина городской окраины умиротворяла и пугала одновременно. Подруги тоже вели себя встревоженно и осторожно. По дороге почти не разговаривали, озираясь и держась в тени. Рита представляла, как в свою очередь разбуженные и взбаламученные ею школьники пробирались по спящим домам к выходу и уходили в ночь. В эсэмэсках организаторы советовали им с шумом захлопнуть двери, чтобы перепуганные родители проснулись и начали их искать, ничего не понимая. До этого в закладах им были переданы новые сим-карты, так что дети оставались на связи со своими кураторами, не опасаясь лишних звонков. Покинув дома, школьники одиноко брели по тёмным улицам на встречу с друзьями по переписке, доверяя жизни неизвестно кому, пытаясь тем самым как-то повлиять на не устраивающую их действительность.

– Похоже, первые, – сказала Галя, вглядываясь во тьму, – сядем на остановочной.

– У всех на виду? – перепугалась Тая. – Как на витрине!

– Трое – уже толпа. Не прицепятся. А вот мелким, зато, так проще будет.

Они пошли. От лавочки в стеклянном коробе остановки осталась лишь одна длинная жердь. Девчонки сели на неё, прижавшись друг к дружке. Долго ждать не пришлось, послышались шаги, сопение, и кто-то неподалёку громко высморкался. У Риты на телефоне загорелось сообщение: "Я пришёл". Она поспешила к нему под фонарь:

– Давид? Привет. Всё нормально? Как ты?

– Здравствуйте. Да, всё норм.

В течении нескольких минут подтянулись остальные ребята. Обошлось без эксцессов, все выбрались из домов, не вызвав подозрений или погони.

До заброшки пришлось ещё идти минут двадцать. Школьники молчали. Галя сказала пару слов про китов, какой это страшный диагноз для планеты, когда столь красивые и крупные звери в отчаянии выбрасываются на берег. Типа, у них не осталось инструментов воздействия. Какими бы киты ни были большими и умными, единственным средством достучаться до жадных взрослых людей остался акционизм, трагичное концептуальное искусство, когда сам художник становится частью проекта. Пусть печального, но зато громкого, мимо которого уже никому не удастся проскочить.