В зловещей тиши Сагамора
Шрифт:
— Да, кстати, насчет вчерашнего телефонного разговора... Пардон, если чем-то обидел!..
— Это невыносимо, Янгер, и так продолжаться не может!..
— Не понял тебя... Мне так дорого наше приятельство, я тебе рассказал всю свою жизнь, естественно, мне хочется знать твою.
Старик ухватился скользящими пальцами за автомобильную ручку на сияющей дверце и прикрыл глаза. С закрытыми глазами его лицо казалось лицом покойника. Тень смертельной усталости и тревоги обостряла черты; старик явно боролся с дурнотой.
— Эбнер
Старик открыл глаза и потрясение уставился на Янгера:
— Как ты сказал?
— Я спрашиваю, ты, случаем, не играл на сцене?
— Ты как меня, сукин сын, назвал, а? Ты какое имя сказал? — Янгер, смеясь, махнул рукой:
— Да не суетись ты, вот еще... Мы же с тобой друзья-приятели... Я все это время знал твое настоящее имя...
Старик неверяще покачал головой и, ошеломленно глядя перед собой, оттолкнулся от автомобиля и неуверенно пошел к дому.
Янгер подождал, когда старик на дрожащих ногах одолеет последнюю ступеньку крыльца, и зычно скомандовал:
— Шир! — Голос его мгновенно стал жестким и грубым, куда и делись показное добродушие и фамильярность... — А ну вернись! — приказал он тоном сержанта, заметившего, что новобранец убегает, куда захотел...
Вот он, решающий момент! У старика несколько вариантов дальнейшего поведения, но одно очевидно: точка над i поставлена... Дальше притворяться и тянуть время старик просто не сумеет...
Он, конечно, может сейчас зайти в дом, запереться на свои несчастные запоры и сидеть и ждать, когда мощный пинок полицейского сломает дверную филенку.
Старик может начать отпираться и громоздить одну ложь на другую, впрочем, шансов выиграть игру у него нет...
Старик стоял лицом к двери. Так простоял он с минуту, проигрывая все варианты, пришедшие в голову.
Он отмел и вполне бессмысленное в его положении пустое запирательство, не стал занимать последнюю, смертельную оборону в доме, он развернулся на сто восемьдесят градусов и медленно, волоча ноги, спустился с крыльца и побрел к Янгеру.
— В машину! — голосом ожившего стального пресса приказал Янгер.
Старик без звука забрался в автомобиль. Янгер сунул ему блокнот и ручку:
— Укажешь тут в хронологическом порядке все до одного ограбления: год, город, сколько на твою долю... Не целиком сумму, а лишь твой пай. Ты все понял? Пиши в три столбца...
Старик потерянно шептал, опустив голову:
— Что вам надо, Господи, что вам надо?..
— Ну все! Я дважды не повторяю... Писать разборчиво... Старик с ужасом посмотрел на блокнот с уже открытой ручкой, лежащий у него на коленях, — так приговоренный к смертной казни смотрит на гильотину... Он бессильно вскричал:
— Я же не помню все точно!..
— Надо будет — вспомнишь...
Старик писал полчаса. Янгер
Закончив, старик поднял голову от блокнота и распрямил сутулую спину.
— Все. Я указал все...
Янгер, взяв блокнот, внимательно проглядел все три столбца, укоризненно покачал головой и, опустив блокнот на колени, со всего размаха ударил старика по лицу ладонью так, что у того мотнулась голова.
— Не будешь врать! — назидательно проговорил Янгер, вырвал из блокнота исписанный лист и возвратил блокнот старику. — Не пропускай, перечисляй все!..
Не сказав ни слова, старик вновь стал заполнять листок своим угловатым, наклонным почерком. Закончив, он прикрыл ладонью глаза: Янгер вновь скурпулезно исследовал написанное. На этот раз кливлендское ограбление пятьдесят третьего года Джо Шир упомянул.
Янгер удовлетворенно кивнул и небрежно молвил:
— Замечательно. Теперь выметайся. Старик оторопело поглядел на него.
— Что вы говорите?
— Выметайся из машины и дуй домой...
— Ради Бога, что вам нужно от меня?
— Вернусь, поговорим, — ответил Янгер. — И тебе же лучше меня дождаться...
Глава 7
— Миллион восемьсот семьдесят шесть тысяч долларов, — любовно произнес итоговую сумму Янгер. — Ты недурно заработал за всю жизнь, очень даже недурственно, Джо.
Они сидели вдвоем спустя три дня в гостиной, старик разительно переменился, словно совсем перестал есть и спать. Янгер добивал его вальяжно и не торопясь.
Он предвкушал небывалое наслаждение от близкой победы и не желал теперь комкать и рвать естественное течение событий. Он любил получать удовольствия неспешно, с чувством, с толком, с расстановкой...
— Поговори со мной, Джо... Расскажи мне, как у вас готовились и проводились операции. Ты понимаешь, это чужой для меня мир, но мне страшно интересно... Возьми, например, хоть это кливлендское дело пятьдесят третьего... — Янгер резонно решил чуть ослабить узел, неумолимо затягивающийся на шее старика, боясь, что тот в припадке отчаяния натворит глупостей, сорвется или сбежит...
Старик тускло глянул на него.
— Почему именно кливлендского?
— Ну, мне же интересно... не приходилось вот так запросто беседовать со знаменитыми взломщиками, даже лестно, так сказать... Я ведь тоже человек, Джо, мне ничто человеческое не чуждо. Вот, например, сначала о Кливленде, потом о Де-Мойне, в каком это году, ага, в сорок девятом... Давай...
Старик дернул шеей, неловко сглотнув слюну.
— Не понимаю, зачем это...
— Ну, Джо, прошу тебя!.. Я ж тебе рассказывал мою жизнь, теперь ты расскажи мне свою...